Однако, если отец относится к мальчику с равнодушием или даже грубостью, сын должен защититься от возникающего «слабого» чувства отверженности и травмы. Чтобы не чувствовать грусти и разочарования, он начинает относиться к себе с тем же безразличием или даже резкостью, как и отец. Он «отвергает себя» и принимает сторону своего отца. Эта форма защиты от стрессовых и болезненных чувств известна как «идентификация с агрессором». Такая идентификация активно поддерживает и укрепляет в детстве и в юности хрупкое неприятие «слабых» чувств, которые считаются женскими. В результате многие взрослые мужчины настроены жестко против самих себя, что так же страшно, как и жесткость, с которой они реагируют на чувства других людей.
Г-ну Дитриху 46 лет. В детстве у него был огромный опыт насилия, и впоследствии у него появилось огромное количество зависимостей, включая секс, алкоголь и игры. Сейчас он от них освободился и приходит в мужской консультационный центр, чтобы «проработать свое детство».
Дитрих заметно дистанцируется во время общения, не отвечает на мои комментарии, особенно когда они становятся более личными. Выражаясь футбольным сленгом: он продолжает играть в свою игру. Когда я осторожно замечаю это, он улыбается и говорит:
– Да, именно, я не подпускаю к себе. Вы должны застать меня врасплох, чтобы прорваться ко мне и ударить!
Это замечание заставляет меня вздрогнуть. Я говорю ему, что с уважением отношусь к его защите и границам. На самом деле я просто не смогу «ударить» его. Мальчишка внутри него уже получил достаточно порки.
Дитрих на мгновение замолкает и задумчиво кивает, но быстро приходит в себя и рассказывает историю своего детства. Заметно, что он уже рассказывал эту историю во многих клиниках и терапевтических группах. Мне вспомнился фильм «Умница Уилл Хантинг», в котором психотерапевт Робин Уильямс обычно произносил одно и то же предложение своему клиенту, когда он очень спокойным голосом рассказывал о своем опыте насилия: «Ты в этом не виноват!» При этом он каждый раз становился на шаг ближе к своему клиенту, пока тот наконец не разразился слезами… Но я не Робин Уильямс, поэтому слушаю рассказ г-на Дитриха и благодарю его за то, что он набрался смелости рассказать мне все.
Поскольку он не реагирует на мою похвалу и, возможно, также потому, что я чувствую себя немного похожим на Робина Уильямса, повторяю свое предложение. Дитрих удивлен. У него достаточно опыта общения с психологами, чтобы знать, что буквальное повторение вряд ли связано с деменцией специалиста. Я спрашиваю его, видит ли он разницу в своей внутренней реакции.