Резкий удар головой в подбородок и любимый кинжал, врезавшийся в самое сокровенное.
– Да свершится моя справедливость! И съела и закусила, милый! – Дыхание вырвалось хрипом-всхлипом.
Удар рукоятью къярша по голове сохранил ему жизнь, лишив сознания. Руки дрожали, но она вскинулась, зашипев и выставив кинжал, когда почувствовала рядом чужое присутствие.
– Тише, тише, это я. Мой убит, эта – небрежный кивок на тело у жертвенника, – в отключке. Все закончилось, Рин-э. – Некромант смотрел внимательно, тревожно. Действительно беспокоился?
– Закончилось, – выдохнула, принимая его руку и тяжело вставая.
– Ранена?
– До присяги заживет, – выдавила улыбку, лишь бы не волновался.
Сейчас важнее всего был пленник. Шаг, другой, третий.
Мальчик. Лет восьми на вид, не больше. Тощенький, ключицы выпирают, как у мелкого котенка, взъерошенный, но волосы, хоть и грязные – густые, ниже плеч. Правильные черты лица, длинные пальцы и беспомощный взгляд темно-вишневых глаз. Самых прекрасных глаз на свете.
– Мы… – Она откашлялась, не зная, как разговаривать с дрожащим ребенком. Вынула кляп, присела на камень рядом и стала рыться в карманах плаща – там точно должно быть несколько укрепляющих зелий. – Мы пришли тебя спасти, малыш. Мы студенты Академии вассалов его императорского величества.
На нее смотрели внимательно, серьезно, даже слишком. Но мальчик по-прежнему не говорил ни слова.
– Ты меня понимаешь?
Киоран тем временем осторожно растворял оковы, для этого нужно было состарить металл. Ребенок не плакал, не вырывался – только смотрел широко распахнутыми, дикими глазами, где радужка заливала белок мерцающей синевой, вытесняя природный винно-алый цвет. Это было почти жутко и немного больно.
«Да, Слышащая, я тебя понимаю. Я не могу говорить, как все, прости».
Чужой ментал придавил плитой, заставив застонать и схватиться за виски.
– Что? – вскинулся Кир.
Отмахнулась – в порядке я.
«Прости, я не хотел. – В глазах мальчика мелькнули слезы. – У меня плохо получается… соизмерять силы».
Она опустилась рядом с ним, не обращая внимания на то, что кровь и грязь пропитывают платье. Бывают такие моменты, что не отозваться на чужую беду – значит похоронить себя. Не нужно растрачивать себя на пустую и бессмысленную жалость, куда важнее помочь делом. И пусть целительство не было ее стезей, зато зелья из бездонных карманов помогли унять кровь и обезболить.
– Кир, воду дашь? – обратилась, кожей почувствовав вспышку негодования напарника.
– Не называй меня так, – отрезал сердито, – раз уж хочешь сократить имя, называй меня Кио. Воду и спирт держи. – И пошептал что-то, вынимая из пространственного кармана пузырьки.