– Не стоит сравнивать, – мягкий укор, – слишком все это разное.
И она заговорила. Слова лились рекой, совершенно не хотелось останавливаться. Рин рассказала и о выборе древнего бога, и о декане, и о найденном отце, о строгости правил и трудностях их принятия, о попытке свыкнуться с вечным давлением общества, с презрением и тайнами, об ужасе мелькающих видений, о новом друге и жертвах.
Чему-то зеленый дан не удивлялся, над чем-то тихо посмеивался, но лишь несколько раз он напрягся, едва уловимо, так что Рин не смогла понять, какие именно ее слова вызвали такую реакцию.
– Да… – прошелестел негромко, задумчиво наблюдая за играющими в воде рыбками. – Удивительное зрелище – камешек в жерновах истории. Но камень чистейшей пробы.
Одно движение – и острый коготь упирается в ямку над ключицей, одно нажатие – и тело окутывает слабость, а разум – сон. Она не успела ни закричать, ни испугаться, а тело безвольно осело на руки подхватившему его древнему.
Интерлюдия пятая
О преступлении, наказании и планировании
Лучше умереть, чем маяться в неволе.
Леонардо да Винчи
В отдалении раздался резкий грохот, удары тарана, звон бьющихся стекол, и финальным аккордом в небо взвились искры первого пожарища. Первая весточка беспорядков – погром в квартале мастеровых.
– Полно, – раздался тихий смешок, – давай, мальчик, передай мне то, зачем пришел, и разойдемся.
Отвечать Киоран не стал – зачем? Ответа от него не ждут. Просто молча протянул упакованный в замагиченную бумагу сверток. Его собеседник быстро и ловко перехватил ценную ношу, кивнув головой. Разглядеть выражение его лица было невозможно – его надежно скрывала гротескная маска, изображающая оскалившегося саграна – дикого хищника из породы кошачьих, хитрого, злобного и коварного.
Броска он не заметил, хотя готовился к нему – просто что-то кольнуло руку, и мир покачнулся, суживаясь до черного пятна. Он не мог сказать ни слова, не мог пошевелиться, но чувствовал, как тело заставляют обернуться в змеиную ипостась, как его бывший компаньон протягивает руку, застегивая что-то на шее, а потом свет померк.
В себя приходить было тяжело, раскалывалась голова, а во всем теле ощущалась ватная тяжесть. Глаза открылись с трудом, как будто на лицо положили латную перчатку. Серый камень потолка с едва заметными черными прожилками вызвал легкую гримасу. Ну конечно… Быстро они, однако, подсуетились. Киоран повернул голову, чтобы удостовериться, что он сейчас в истинной форме иршаса, да только пошевелиться не может. И не сможет – хвост был прикован обручами, покрытыми искрящимися рунами, к плите, на которой он лежал. Руки заведены назад и скованы над головой, а волосы обернуты искрящейся сеткой. Спеленали, как самого опасного преступника. Хорошо, что лица иршасов малоподвижны, а из-за особенности строения глаз почти невозможно понять, что они чувствуют. Внешне некромант остался невозмутимым, и только глубоко внутри сердце сковал ужас. Впрочем, иногда страх так велик, что переходит в безразличие, все окружающее воспринимается спокойно и равнодушно, как сквозь дымку. Ведь этого не может быть, только не с ним, точно не может, он не умрет…