Много раз она пыталась призвать покровителя, но все было бесполезно. Именно тогда, когда справедливость была нужна больше всего на свете, ее божество упрямо отмалчивалось – глухая стена вместо связи. Игра. Не покидало ощущение, что они все играли, понимая ее смысл и правила, и только она барахталась, как котенок. Признаться, это начинало надоедать. И только мысли о Кио заставляли стискивать зубы и выжимать последние крохи силы, терпя и боль, и жалящие уколы черных шипов дара. Может быть, в ней слишком мало веры? И в себя и в других. Какая же она жрица, если до сих пор тан Ши видится чем-то нереальным – грезой, сном. Сладкое и опасное заблуждение, оно рассеялось как-то вдруг, когда перед рассветом последнего дня удалось забыться зыбким сном. В нем не было разговоров или образов, только четкое ощущение чужого присутствия и знакомая прохлада темного дара. И появившееся неожиданно яркое и сильное чувство уверенности, надежды, одобрения. Словно кто-то невидимый погладил по голове, тихо шепча слова поддержки. «Ты даже не понимаешь, на что согласилась. Справедливость – не значит доброта и мягкость. Но ты сама сделала этот шаг. И я не могу его не оценить, моя маленькая жрица». Воображение? Правдоподобный сон?
Только когда она проснулась, на постели лежала незнакомая одежда, на которой виднелась одна и та же нашивка – роза с черными шипами, а под ней вился девиз. Не так она думала его получить, а торжественно, совершив подвиг, из рук ректора или императора, перед восторженной толпой. Но этот дар был во сто крат ценнее. Древними рунами шарсара – явно с применением магии – было выписано «Всегда верная».
Пришедший наследник ничего не стал объяснять, чей это подарок, и так было ясно. Древнее ритуальное одеяние иль-шаэссэ – боевых жриц справедливости, ее мечей. У отца тоже должно было быть такое… должно было быть. Если бы он был посвящен своему богу и принес ему клятву. Судя по тому, что в последнюю их встречу ошейник все еще причинял ему боль, карри проявил свойственное ему упрямство, отказываясь идти на поклон. У всего есть цена. Что ж, она свою заплатит.
Одежда выглядела просто и строго, обладая какой-то неуловимой изысканностью. Мягкая теплая ткань не причиняла неудобства, брюки, сапоги с острыми мысками из кожи неизвестного существа, рубашка, пояс и длинный камзол, почти до колен, с разрезами по бокам для удобства ходьбы. Был еще темный плащ с такой же эмблемой и девизом и серебряная брошь в виде двух переплетающихся, словно змеи, роз. Брошь она приколола на камзол, а плащ было решено оставить у наследника. Может быть, она тешила себя иллюзией, но в эти дни с ал-шаэ было удивительно легко общаться. В мужчине не было ни высокомерия, ни надменности, даже если сначала казалось иначе. Он просто держал себя с таким достоинством, что вызывал неприкрытую робость. Властный, умный, знающий себе цену, он был словно закутан в кокон отстраненности. И только в последние мгновения их занятий нет-нет да проскальзывали какие-то эмоции, но их можно было отследить скорее по движению тела, выражению глаз, едва уловимым жестам. Извечное проклятие всех менталистов – низкий порог эмоций. Проклятие или дар, иначе они бы сошли с ума, не справившись с потоками чужих мыслей и чувств.