Громкий хлопок в ладоши.
– Своей волей и правом я, Шелларион, глава клана Льяшэсс, император Льяш-Таэ, объявляю, что преступник Киоран не подвластен более мирскому суду, и передаю его своей властью жрице справедливости. Свое последнее слово в этом деле и приговор огласит новый Судья.
Возмущенные крики и недовольный шепот были оборваны резким свистом, от которого все недовольные замерли, чуть не падая ниц.
– Я, меч справедливости, принимаю слово моего императора и клянусь исполнить свой долг честно и беспристрастно. Пусть сила Судьи и воля господина моего тана Ши вынесут истинно справедливый приговор осужденному Киорану.
Наверное, того, что произошло потом, не ожидал никто, даже сам император. А ведь стоило, стоило хотя бы задуматься о том, что это возможно. Что он не откажется от такого повода, от прямого приглашения.
Стало холодно – невыносимо, будто окунули с головой в ледяную воду. Черные жгуты силы вырвались из тела, жаля своими шипами, сжимая голову раскаленным обручем. Миг – и боль присмирела, сила подчинилась, ложась тяжелой, но привычной ношей на плечи. На голову легла чужая ладонь, щеку обдало дыханием.
– Здравствуй, маленькая моя жрица. Ты позвала меня, и я пришел.
Тьма окутала ложу и помост, стелясь пушистым туманом, обнимая и лаская. В ней было не страшно и не больно – то же ощущение соприкосновения с чем-то родным, что и у алтаря в храме богов.
– Выноси свой приговор, мой меч. Я обещаю, что он будет справедливым.
Темный бог прятался во тьме, в тенях, растворялся, не принимая человеческих очертаний. Последнее обещание заставило сердце предательски заныть, уж слишком угрожающе оно прозвучало.
Потоки божественного влияния резко усилились – видимо, другим богам такое вмешательство изгнанника пришлось не по вкусу, но пока тан Ши не подал и виду, что ему тяжело. Только покрывало тьмы стало еще плотнее, словно отсекая помост от остального мира.
Шаг вперед, еще шаг. Не сила управляет ею, а она своей силой, своим даром, своим вечным проклятием. Она выдержит, выживет, сможет. Рин прикрыла глаза, выдыхая, и позвала, как учил отец. Вот они, стебли ее черных роз. Прекрасные, ядовитые, опасные цветы. «Вы мои», – легкое прикосновение. Боль не имеет значения. Она раскрывается полнее, позволяя дару полностью завладеть телом и разумом, задавая ему цель. Ты ранишь, но не со зла, с тобой нельзя быть слабым. Погладить, как строптивого кота. Вот твоя пища. Вот твое предназначение. Сосредоточиться, ступая на грань между трансом и явью – и направить извивающиеся нити в сторону скованного друга. Прости, Кио, это очень больно, но твоя жизнь дороже.