Да, в этой комнате хотелось остаться. Она думала, что не любит роскошь, что она ей неприятна. Видимо, она просто никогда не сталкивалась с тем, что роскошь бывает не яркой, кричащей, вульгарной, как путана, а строгой, изящной, лаконичной, словно седой дир с тростью. Дом был там – в жаркой южной стране, под палящим солнцем, маленькое семейное гнездышко. Но дом это не только милые сердцу стены. Ей хотелось остаться не в каком-то месте, а с дорогим сердцу существом. И все же дворец потрясал. Внизу, как и наверху, – бесконечность неба с летающего острова. Летящие внизу птицы и далекие точки и линии – столица.
«Вы же слышали наш разговор?»
Серьга в ухе нагрелась, ловя солнечные блики.
«Не надо на «вы», дочь. Я не отказываюсь от своих слов. Но карри Илшиарден зря так резко на это отреагировал».
«Я ведь не об этом», – подумала, стараясь делать это как можно тише. Еще не хватало, чтобы императорские менталисты заинтересовались.
«Я понял, – негромкий, почти неуловимый вздох. И привкус горечи на губах. Его? Ее? – Но что ты хочешь от меня, змейка? Я не волен…»
«И поэтому он не живет, а существует, горя в огне своей ненависти и безумия столько лет?»
«Жалостливая. Ты ведь знаешь, что он сотворил».
«Да, я видела. – Рин невольно вздрогнула, чуть не уронив чисто выглаженный новенький комплект формы на пол. Едва ли она смогла бы такое забыть. – Но знаешь, я не могу его осуждать. Я чувствую родство наших душ. Кто знает, как я поступлю в том или ином случае? И кто гарантирует, что я не залью однажды этот мир кровью во имя той справедливости, которую вижу именно я? Не могу его осуждать, это невозможно, когда видишь кровоточащую от боли душу, которую предали».
«Ты становишься взрослее… Тяжело? – В голосе фэйри, отбросившего шутовской тон, звучала неизбывная грусть. – Ты просишь, но понимаешь ли, о чем просишь?»
«Я понимаю, что это не тот случай, когда одним можно пожертвовать», – наверное, прозвучало резко, но она и не старалась. Слишком свежими были воспоминания и яркими новые шрамы.
Ответ собеседника был едва слышен, но она все поняла. Услышала. Приняла к сведению. Что ж, еще не все потеряно.
Спустя некоторое время, посвященное плотному завтраку, недочитанной книге по политике империи в период ее становления и небольшой разминке, к ней все-таки зашли.
Ал-шаэ был спокоен и почти равнодушен – по закрытому маской лицу ничего не прочесть, длинный хвост тихо шуршал по отполированным плитам пола, не выдавая настроения своего владельца.
Посмотрел задумчиво, оценивающе, кивнул своим мыслям и только заметил: