Наверное, она не смогла бы оторваться от этого божественного источника энергии, если бы не раздавшийся в голове строгий приказ:
«Смотри на меня, шианнэ. Подними голову и посмотри мне в глаза, мой Щит».
Она не могла не повиноваться. Такой он – пугающе властный, даже раненный и ослабленный – не мог не вызывать глубочайшего уважения, смешанного с куда более сложными чувствами.
Она подняла голову, зализав раздвоенным языком раны от клыков, – впрочем, регенерация у иршасов всегда была отменная, – и утонула снова в чужих глазах. В этот миг не осталось ее и его – они были едины. Ее ужас, его уверенность, ее тревога и его непробиваемое спокойствие, их общий страх за Эрайша, его холодная ненависть к нападавшему, которого он успел достать ментально, но не сумел задержать, потому что у того был какой-то древний и дорогой амулет от ментального воздействия…
Он читал ее как открытую книгу, но старался не причинять боли, баюкая утомленное сознание в неожиданно теплых «руках» своего дара. На миг их тела окутала вспышка ярчайшей магии, смешивая серебро с чернотой, что лианами вилась по слабо мерцающему щиту, и все исчезло.
Веки отяжелели, голова упала на грудь щурившегося иршаса, когда послышался короткий приказ: «Спи».
И Рин только успела подумать, что до этого дня никто и никогда не смотрел на нее так, как ал-шаэ Нильяр шэ Льяшэсс. Этот взгляд пугал и завораживал, и больше всего на свете его хотелось разгадать.
Что ей снилось, Рин не помнила, но ничего тревожного. Напротив – во сне было тепло и светло, и впервые за долгое время исчез проклятый страх и чувство предопределенности. Словно кто-то укрыл от всех бед.
Она зевнула потягиваясь. Тело было наполнено приятной истомой, ни следа усталости и боли. Над головой виднелся потолок, украшенный дивными узорами – изумрудно-зелеными, искристо-белыми, солнечно-золотыми, темно-синими. Упорядоченный хаос… Хаотичный порядок. Четко отражает суть…
По телу невольно прошла дрожь – сейчас Рин снова была в человеческом виде. Она помнила, что произошло, но эти воспоминания казались поблекшими, отошедшими на второй план, смягчая переживания. Так болит и ноет душа о том, что уже вроде бы прошло давно, но пока еще никак не может забыться.
– Спасибо тебе, – шепнула и испугалась собственных слов и мыслей.
Он ведь читал ее. Полностью. Ее так не знали мать и отец, ни одно существо в мире, кроме, быть может, темноглазого тана Ши, как узнал за несколько рий царственный иршас. Мог ли он не увидеть того, что она так отчаянно скрывала?
По губам скользнула горькая улыбка. Едва ли. Чтобы не увидеть любовь, заглянув другому в душу, став с ним единым целым, надо быть круглым идиотом, к которым ал-шаэ Нильяр никак не относился. Впрочем, потерзаться она не успела – объект терзаний появился сам, вполз, чуть звеня крупными браслетами на руках. Верхняя часть хвоста была закрыта толстым поясом, туловище – темной туникой, на которую была накинута верхняя рубашка с длинными рукавами и разрезами вдоль них.