Пальцы дрожат. Почему? Она так устала. Внутри свернулся тугой ком тревоги и ужаса, так и не вылившийся наружу. Несколько когтей обломаны. Кружится голова, хочется лечь и уснуть, не видя ни крови, ни грязи. Только прохладное жесткое тело под пальцами дарит ощущение реальности. Руки и хвост в крови, но каковы повреждения, так и не скажешь. Эрайшу гораздо хуже, но подойти к нему уже совсем нет сил, повелитель ведь выполнил свое обещание…
Голова клонилась вниз, и она не смогла сопротивляться – легла, уткнувшись в грудь наследника щекой. Сознание двоилось, но она никак не могла себя отпустить, словно какая-то нужда жила внутри, заставляя выжидать. Ей надо… надо… чтобы он открыл глаза. И завершил связь.
Грязная ладонь легла наследнику на голову, невольно зарываясь в неожиданно мягкие волосы.
– Очнитесь, господин. Умоляю, позвольте мне завершить связь и отпустите меня! – Рин уже едва ли соображала, что говорила, слова рождались сами, понуждаемые той древней силой, которая их связала.
Казалось, что если он не откроет глаза, не вернется, то и смысла жить больше нет. Зачем? И разве можно жить, когда тебе вырвали сердце?
Прерывистое дыхание. Стон фэйри у фонтана. Топот ног вдалеке – да, сюда порталом не пройдешь, если не хочешь, чтобы все это здание сложилось прямо тебе на голову. Этот хрип-всхлип из груди – ее? Рин облизала губы, чувствуя, как голова клонится к плечу замершего мужчины, с трудом разлепила глаза и вздрогнула, напоровшись, как на клинок, на острый взгляд темнеющих глаз, в которых серебро сплавлялось с лиловой волной.
– Отныне и навеки я буду вашим Щитом, мой господин. От бед и напастей, от зла и навета, от оружия и магии, и пусть моя честь, моя душа и моя сила будут в том порукой.
И снова легко срываются с языка слова, как будто это самое правильное, что могло случиться на свете. В потемневших до лилового шторма глазах ничего не прочесть, но вот ал-шаэ чуть хмурит белые брови. Поблекший уродливый шрам совсем близко, его край выходит из-под маски, но это давно уже не имеет для нее значения.
Боль в груди становится все ощутимее, когда данэ Нильяр молчит в ответ на клятву, только смотрит, отрывисто дыша.
Магия жалит, заставляя стиснуть зубы, но в этот момент чужая рука хватает за волосы, прижимая ртом к бьющейся на чужой руке вене.
– Принимаю, мой Щит. Пей. Это залог моей тебе клятвы и верности, которая не может быть не обоюдной.
Клыки прорезаются в тот же миг, и она погружает их в ставшую податливой плоть, ощущая, как течет по губам чужая магия, чужая сила, спаивая их воедино. Так близко, так страшно… Сознание, жизнь и душа – больше ничто ей не принадлежало.