Но она уже вошла внутрь. Собственный дар, ощетинившись, выглянул наружу. Наверное, черные извивающиеся нити на теле смотрелись дико, но сейчас Рин было все равно. Она хотела увидеть. Наконец-то увидеть это имя, высеченное четкими буквами в камне.
«Ллиотарену Ишардану шэр Нориш. Брату моей души. Навеки».
И высеченный в камне портрет, с которого глядели те самые, безумно знакомые глаза. Глаза Киорана, глаза сумасшедшего убийцы из ее видений.
Она даже не смогла закричать, из горла вырвался только тихий хрип. Когти, вылезшие на руках, ранили кожу, но она ничего не чувствовала. Все было безумно просто. Все было невероятно сложно. Ответ был прямо перед носом. Черные розы хищно шевелились, будто готовые в любой момент впиться в живую плоть.
Мертвые розы чужой скорби и ненависти. Она ведь читала о втором кровном брате императора… О том, что он погиб, прикрывая отступление своего клана, погиб рядом с порталом в этот мир, но по ту сторону. О том, что никто, естественно, не видел его тела, она узнала от Нильяра – как-то у них зашел об этом разговор, но наследник весьма резко завершил эту тему – было видно, что она ему неприятна. Не потому ли, что он знал об этом алтаре поклонения мертвецу? Наверняка такой могущественный менталист не мог не почувствовать силы ненависти, которая окружала это место. Но не стал ничего делать – не смог пойти против отца.
Нет, это существо умерло не своей смертью от ран… Пальцы коснулись камня, стебли хлестнули по руке, раня кожу.
Так легче жить – не зная всей правды. Легко ли умирать, зная, что тебя предали?
Клятые боги! Когда нужно, мир не желал подкидывать ни капли знаний. Или дело было в том, что смерть произошла не здесь, и мир просто не мог ее показать? Но как же он смог стать личем? Живым мертвецом, обладающим разумом и жаждой крови, одержимым желанием воскреснуть? Но разве важен ответ сейчас?
Кровь впиталась в могильную плиту, словно ее и не было. Показалось, что портрет древнего иршаса на миг оскалил ядовитые клыки, презрительно щурясь. Кожу пробрал озноб, и все же… Она не была уверена до конца, но похоже, дан Ллиотарен имеет некоторую власть над этим местом. Узнает ли он о том, что здесь происходит?
Рин обратилась, свертывая хвост клубком – еле уместилась в беседке.
– Зови, Кио. Иди сюда и зови его!
Собственный дар колол холодными искрами. Эта душа нуждалась больше в помощи Палача, а не Судьи. Но вовсе не для окончательного развоплощения, нет. Не зря тан Эскайр с такой одержимостью жаждал встречи с кровником императора. Рин и сама не заметила, не поняла, когда ужасные жертвы вдруг отошли на второй план. Когда она по-другому стала воспринимать их страшного противника? И почему? Это было не колдовство, нет. Может, потому, что невозможно не изменить своего отношения к тому, с кем сливаешься душой, чью боль чувствуешь, как свою собственную. Это самое дикое. Он… стал ей дорог.