Противник просто смешон – медленный, неповоротливый увалень. Но почему он не падает от удара? Почему не течет чужая кровь? Удар, поворот, скольжение, дикий крик и шипение где-то на периферии. Бок обжигает боль, но дар холодит и успокаивает, не давая выпасть из транса. Она окутывает им клинок, глядя в пустые, мертвые глаза предателя. Падали такая же смерть! Оплетенный силой справедливости клинок входит в тело, как в масло. Разворот. Вытащить…
И содрогаться в мучительных спазмах тошноты, видя, как рассыпается в прах повергнутое тело.
Ее крепко обнимают за плечи, заставляя уткнуться носом в пропахшую кровью и потом тунику. Она не плачет, нет – тело просто содрогается в беззвучном крике. Может, потому, что в прошлый раз все было как в тумане, а сейчас она убивала осознанно?
– Все хорошо, малышка…
Лэи молча садится рядом, снова принимая образ милой девушки с зелеными глазами. Как бы то ни было, они вместе.
Интерлюдия восьмая
О том, как вредно игнорировать божественные приказы, и о планах императора
Справедливость – это единственное служение.
Роберт Ингерсолл
Тишина. Только мерно капает вода где-то рядом, совсем близко. Кружится, раскалываясь, голова. Как он здесь оказался? Илшиарден медленно приоткрыл глаза, вернее, попытался, словно два полновесных щитка на них навесили. Тело не слушалось; хуже того, оно почти не ощущалось, а мысли текли непривычно вяло. Не было ни паники, ни беспокойства, только вялое отупение и равнодушие. Слишком страшное. Слишком неестественное. Как же…
Алые волосы, горящие на солнце. Солнечная улыбка и тревога в темнеющих глазах. «Отец!» Кровь быстрее пробежала по венам, впрыскивая дозу адреналина, голова отозвалась новой вспышкой боли, но он вспомнил то, что желал забыть.
…Этот вечер был обычный, как и тысяча до того, только текучка сменилась более важными проблемами: теперь маньяк-убийца уступил место хаоситу. Нет, и первого искали, но вот второй… Эта проблема уже угрожала самим устоям империи. И никак не вырваться домой, в карриарш, где ждет его подруга и невеста. Хотя в последнее время Илшиарден все чаще ловил себя на дикой мысли, что когда он вдали от нее, то часто о ней забывает, а когда рядом, то будто одержим и готов целовать землю у ног прекрасной Анайлисы, а в голове туман. Илшиарден не был идиотом. Страсть могла затуманить рассудок, он мог обманываться долго, но не вечно. Он и любил, и чувствовал свою дочь, но вот с Анайлисой… Что-то здесь было не так, и от этого сердце иршаса болезненно сжималось, заставляя его скрипеть клыками.
Илшиарден отложил очередной отчет в сторону, потирая виски. Вместо своей прямой обязанности он был вынужден заниматься поиском заговорщиков. Что ж, дар направлял, подсказывал – и за это брал непомерную плату, в отличие от Рин, его ведь не защищал бог. При мысли о настойчивости древнего Судья тихо зашипел под нос, свивая хвост кольцами. Давление он ненавидел – слишком велик и так был его долг перед страной, не много ли он уже отдал, раздавая себя, не оставляя для себя ни капли? Нельзя, надо гнать прочь подобные мысли, они мешают контролю над даром. Как-то справится с этим Дейирин? Такая ноша для женщины, такая немыслимая ответственность для хрупкой дочери, для будущей императрицы.