– Еще одна мысль, душа моя, и мы с тобой уже никуда не уйдем с-сегодня. – Только вот это шипение в речи его и выдавало с головой.
– Яр, ты хоть поспи пока в отдельной спальне, а? – Смущения сдержать не удалось – залилась румянцем.
– Ты полагаешь, что я не способен держать себя в руках? – Ох уж эти высокомерно вздернутые брови!
Пальцы сами потянулись погладить тонкий, уже заживший шрам на лице. До конца он так и не сошел. Ал-шаэ прикрыл глаза, тихо выдыхая, но позволил себя касаться.
– Боюсь, сама не сдержусь, – призналась честно.
– Тогда организуем заключение союза завтра, – ответил невозмутимо невозможный иршас, резко поднимаясь с кровати. – Но для этого сегодня придется хорошо поработать.
Подошел, наклонившись, коснулся ладонью щеки, а потом, перенеся ее на затылок, жестко зафиксировал голову, не давая шевельнуться. Раздвоенный язык пролез в ворот рубашки, нагло играя с кожей, заставляя судорожно втягивать в себя воздух. Пальцы медленно поглаживали живот, вызывая странные мурашки по всему телу, она уже почти задыхалась, когда Нильяр наконец поцеловал. Сейчас в этом поцелуе было мало нежности, но ей и не хотелось. Власть. Сила. Жажда. Страсть. Ей не нужно было слов, чтобы видеть, что на дне его глаз живет только она, так же как и в душе.
Поцелуй вдруг изменился – стал тягучим, почти ласковым, словно он старался выпить ее целиком, захватить полностью душу и сердце, будто они и так ему не принадлежали.
– Мне пора, – отстранился с легким сожалением, накидывая легкий плащ. – Оденусь у себя. А ты… – Нет, внешне ничего не изменилось, но она всей кожей ощущала его страсть, его теплую нежность. – Ты иди готовься, Рин-э. Думаю, твоя сестра по крови с радостью поможет. С Илшиарденом я сам поговорю, но, думаю, вместе с твоей предполагаемой мачехой мы с ним справимся.
И исчез, оставляя ее в весьма растрепанных чувствах, если не сказать сильнее. Губы сами разъехались в предательской улыбке. Вот так дела… На мгновение сердце кольнула уже привычная боль. Нет, она не могла бы упрекнуть отца в том, что он наконец после стольких мучений обрел свое нежданное коварное счастье. Сестра Эранъяша была ей искренне симпатична – умная, целеустремленная, настойчивая, преданная, любящая все эти бесконечно долгие годы за двоих. У нее было все, чего не было у той, которая ее создала. Анайлиса… вспоминать не хотелось. Конечно, ей рассказали, пришлось это сделать. Наверное, она просто перегорела, а может, была действительно не слишком хорошей дочерью. Но когда самые страшные подозрения подтвердились, просто вздохнула спокойно. Мать перестала для нее существовать еще в тот момент, когда начала предавать и лгать. Сейчас можно было просто спокойно вздохнуть.