Вправо. Вон там, у небольшого холмика, где в вересковом покрывале сияет проплешина. Ближе, еще ближе, стараясь едва примять цветочный ковер. Изломанная девичья фигура, волна золотых волос. Бледное, искаженное мукой лицо. Ногти, не хуже когтей взрыхлившие влажную землю. И кровь – серебристая кровь, толчками вытекающая из раны на спине.
К счастью, шок был слишком силен, чтобы заорать – только мелко-мелко затряслись пальцы и задрожала нижняя губа. Вот и экзамен, только слишком уж жестокий. Ведь вместо оценки здесь чужая жизнь. Или смерть – дивное создание уже едва дышало.
Осторожно опуститься рядом, прямо на кровавую корку поверх зелено-фиалкового ковра растений. Голова была кристально чистой и совершенно пустой. Она не врач, не целитель, что она может? Оказать первую помощь? Даже не смешно. Позвать кого-то? Только вряд ли эта девушка не звала на помощь – никто не откликнулся. Не пришел ее спасти. Было одно средство. Последний шанс, опасный, слишком опасный, чтобы его вот так опробовать на первом встречном. Что, если она не невинная жертва, а убийца? Как же много крови…
К горлу подкатывает тошнота, но брезгливости, как ни странно, нет. Возможно, истерика накроет ее потом, чуточку позже, в более уютном месте, если это приключение все же завершится благополучно.
Потом… Кинжал из голенища сапога легко лег в руку. Нельзя сказать, что страха не было, но в такие вот моменты жизни он отходил на второй план. Когда ты стоишь над пропастью и уже все решено. Когда надо закрыть глаза и решиться. Шагнуть. Тогда голова становится пустой и звонкой, и ты делаешь, делаешь этот последний шаг.
Ровный надрез поперек вен. Тихий всхлип. Темно-синяя, с едва заметными алыми прожилками кровь заливает рану. В ушах стоит гул, сердце бешено стучит, а на душе отчего-то становится легко и спокойно. Не нужно волнений, нет страха, когда ты до конца выполняешь свой долг.
И тихим перезвоном родниковой капели, шелестом просыпающихся трав, негромким перестуком башмачков по земле, скрипением деревьев и пересвистом птиц срывается с губ забытая мелодия.
У прозрачной реки на излучине
Примостился на камне чужак,
Неказистый на вид и измученный,
Он играет на флейте – да как!
Нос облуплен, и губы обветрены,
Звуки нежные жалобны, медленны…
Заплакала, заволновалась флейта, запела, затрепетала на поднявшемся ветру. Воздушная флейта печали, флейта судьбы. Флейта, что зовет уходящие души вернуться. Рука онемела, голова кружилась все сильнее и сильнее, но видимых изменений в положении умирающей заметно не было. Что будет, если она все-таки не очнется? Что станется, если она не сможет помочь?