– Немного, маэн. – Голос будто не его – низкий, хриплый. Связки слишком страдают от пережатого горла. – Но это только моя ноша. Нильяр ни в чем не виноват.
– Правда не винишь его?
Едва заметный знак – и карри опускается на колени перед креслом. Замирает, чувствуя, как касаются осторожно прохладные пальцы воспаленной кожи, как гладят, обхватывают шею. Словно колючий мороз обнимает за плечи, и тяжесть отпускает. И от внезапного облегчения с губ срывается тихий отрывистый вздох, унося в мерцающую марь боль последних месяцев.
– Нет, не виню. Он мой друг, мой брат, мой повелитель. Видя меня, он страдает сильнее, чем я. Я сделал то, что должно, спасая ему жизнь.
– Идеалист? – подначка.
– Реалист, маэн. Просто это мой долг, моя суть служения и побратимства. – Он говорит искренне и честно, лгать бессмысленно, да и к чему?
Да, есть обида, есть усталость, выжженная клеймом в душе, но спокойствие его ал-шаэ всегда дороже. Не потому, что он наследник, а потому, что достоин.
– Честный. Слишком чистый для Палача огромной страны.
– Отнюдь нет. Каждый приговор – тяжесть на душе. Такова цена справедливости, вам ли этого не знать?
– Мне ли не знать, – доносится эхом. Чужие пальцы гладят по голове, как ребенка, но голос уже неуловимо холодеет. – Защита для твоего подопечного готова, можете идти. Боль вернется через неделю, может, раньше, но ты выдержишь. Ведь ты больше не один.
Не вопрос, утверждение. Конечно, выдержит.
Пальцы дрогнули. Захотелось оскалить клыки, сшибая хвостом кресла, раздирая в клочья. Мое! Моя! Откуда он только знает? Только недаром он столько лет держал контроль над капризной змеиной сутью. По рукам стремительно ползет чешуя, выдавая тщетно скрываемое бешенство.
– Не все, что кажется тебе очевидным, таковым является. Не о том думаешь и не о той. Иди, – жестко говорит слепец, облекаясь в мерцание плаща. – Я не хотел бы в тебе разочароваться. Тебя извиняют лишь некоторые обстоятельства. Иди и наведайся в академию. Птичка нашептала, что там тебя будет ждать любопытный сюрприз.
Вдох. Выдох. Сосредоточиться, отгоняя наведенную ярость. Ему, как никому другому, нужна трезвая голова и силы.
– Дан Киоран, идемте. Нам пора.
Юноша растерянно кивает, все еще дрожа мелкой дрожью, но уже едва заметно. Умеет владеть собой.
Сдать его с рук на руки в академии, узнать новости и не думать ни о каких пророчествах и убийствах.
Если бы только все было так легко.