Иршасы особо чувствуют родную кровь. Их тянет к ней велением сердца, неумолимо и ясно позволяя распознать родственную душу.
Из хроник императорского дома Льяш-Таэ
Гулкое эхо чужих шагов, разносящееся далеко за пределы залов. Пустых, мрачных, брошенных. Все это место было пропитано болезненной тоской. Ушедший. Где же ты, узник смерти, узник ненависти? Обжигает шрам на ладони, шрам, оставленный Эскайром. Звук шагов сменяется тихим шелестом. Страх скручивает легкие, дыхание замерзает на губах и отнимается язык. Бежать. Прочь, как можно скорее! Но она не может. Рин понимает, что это всего лишь сон, помнит, как ложилась спать в их с Лэи комнате в общежитии, но страх убивает вернее, чем настоящая опасность. Особенно если ты сама даешь ему волю. А ведь ей, как никому другому, необходимо контролировать свои чувства. Не слишком ведь это легко в возрасте, когда обычные горожанки и аристократки веселятся на балах и вечеринках, заводят романы, сплетничают.
Шуршание стало ближе. Миг – и за поворотом показался длинный мертвенно-серый хвост, а вслед за ним и все остальное – мощное туловище, покрытое той же серо-мглистой чешуей. Одежды на иршасе не было, лишь широкие красивые браслеты на запястьях.
Он открывает рот – и то ли хрипит, то ли смеется, обнажая ряд острых клыков. В пустых глазах нет ни белка, ни зрачка, лишь бушует море ядовитой зелени. Там, в самой глубине, видна воля и разум – безумный, изощренный, отчаянный. В нем живет только ненависть, он и сам еще существует между жизнью и смертью только жаждой убийства. Но тогда почему этот змей кажется таким родным?
Тьма скрадывает все, кроме этих пылающих глаз и тихой безумной феерии шипения. Все блекнет и растворяется вокруг, остается лишь гадать о том, что это было. Прошлое? Будущее? Что мир хотел ей сообщить?
Сон наполняется иными красками, и Рин невольно дрожит, уже точно зная, что это будет. Ни тьмы, ни тлена нет. Жаркие ладони на талии, сильные жесткие пальцы, царапающие кожу кончиками когтей – так, что с губ срывается стон. Она прогибается, подается назад, но жар страсти внезапно уходит, оставляя взамен щемящую до слез нежность. Ей не позволяют обернуться, неизвестный поклонник осторожно расчесывает растрепавшиеся волосы, перебирая пряди. Отчего-то кажется, что он улыбается. На душе легко и спокойно, и хочется обнять весь мир, свиться кольцами, не отпуская этого мужчину ни на мгновение.
Она все же не выдерживает, дергается, пытаясь обернуться… и просыпается.
Одеяло во сне умудрилось куда-то съехать, и теперь правый бок замерз. Жарко и болит голова – немного, как всегда, когда ее призывает мир. Звучит чуточку высокопарно, но так оно и есть. Пожалуй, лучше всего ее бы поняли фэйри. Ее разрывают противоречивые желания, в груди поселился тугой узел страха, почти ужаса, но все, что удается вспомнить из сна, – это ощущение леденящего холода и мертвую чешую. Брр! Невольно руки обхватывают плечи, словно стараясь защититься. И вернуть нежность и тепло чужих объятий. Да, Рин, не надо было читать на ночь роман с названием «Страдания и любовь юной Шиариссы». Итили-ан, дочь воздушного народа, проживающая в соседней комнате, вчера буквально впихнула книгу в руки, обещая незабываемые впечатления. Да уж, незабываемые.