Странная вещь! Вардессан поначалу являлся ревностным христианином и боролся с гностицизмом (68); но воображение увлекло его постепенно к соблазнительной прелести эклектизма, наиболее выспреннего, который только имел место. Он опубликовал несколько произведений (69); однако очень сильно распространил его доктрину сборник из ста пятидесяти гимнов или псалмов, к которым его сын
Гармоний (Нагтопїис) добавил новые стихи того же жанра (70). Эти песнопения были настолько популярны, что сохранялись в церквах Сирии и после осуждения самого
ересиарха (71).
Вардессан признавал два начала: Неизвестного Отца или Высшего и Вечного Бога и вечную материю (72). Он рассматривал Сатану как вышедшего из материи и имеющего в ней свое происхождение, что является аналогией с Велиалом кабалистов. Христос есть первородный или первый эон Бога. Святой Дух или пневма (греч.) рассматривался нашим сектантом в качестве супруги, соответствуя Софии (греч.) других гностиков (73). Вместе с ней он принимал семь сизигий (syzygie) или эманаций. Чтобы восполнить огдоаду (74), в число этих сизигий или эманаций Вардессан помещал солнце и луну: это еще одно сближение с системой Лйиесл (75).
Христос пришел на помощь душе, чтобы соединиться с ней как со своей первоначальной спутницей: Вардессан в одном из своих гимнов или религиозных песнопений представил союз Софии (греч.) и Христа в образе мистического брака (76). Душа человеческая происходит от эонов, и она является истинной эманацией Верховного Существа (77). Покрывающее ее тело есть только кожаная туника, которой Творец окружил чистые духи Адама и Евы после их грехопадения (78). Иисус Христос, облачившись небесным телом, претерпел лишь видимую смерть (79). Вардессан, будучи главой школы, пришел завершить второе столетие, ставшее торжеством гнозиса', именно ему в утонченном эклектизме удалось смешать верования Зороастра с кщДглой евреев, эманациями Валентина и огдоадой Василида; его учение — драгоценное кольцо, связавшее всех гностиков Запада с системой Манеса, к которой я перехожу.
Алъбуфарадж относит появление манихейской ереси ко времени Аврелиана, или около 268 года, патер Пажи (P. Pagi) дает приблизительно 270 год; другие авторы, среди которых и аббат де Беро-Бергастелъ (de Berault-Bergastél), указывают 277 год. Этот последний разделяет мнение папы Аьва I: его датировка с годичной разницей совпадает с временем, установленным Александрийской хроникой, которая определяет публикацию заблуждений Манеса 276 годом, то есть в период консулата Тацита