поскольку дает в итоге число двенадцать) значительно повысило степень близости тамплиеров и саррацин (233). Хорошо обращались с пленниками с той и другой стороны. Вся армия замечала, что саррацины, которых пытались выдавать за чудовища, были по отношению к своему культу людьми просвещенными и добродетельными. Жизнь без родины, тяготы и лишения войны охладили рыцарей к державным понтификам. Саладином восхищались, его чтили и ценили даже христиане. Его завещание является большим уроком терпимости и человечности: он завещает милостыни бедным — евреям, христианам и мусульманам без различия — с мыслью, что все люди братья и чтобы им помочь необходимо знать не то, во что они веруют, но то, от чего они страдают. Отметим, что у тамплиеров существовало тайное предание, будто Саладин был принят в их орден рыцарем
Туго де Тибериасом (Hugues de Tiberias), удовлетворив все орденские церемонии, за исключением публичного принятия”.
“Все возвращавшиеся из Сирии крестоносцы, — говорит Мишле (234), — твердили только об измене тамплиеров и их связях с неверными. Они явно поддерживали отношение с сирийскими ассассинами, и народ с ужасом отмечал подобие их одеяния с облачением сектантов Старца горъс, в своих домах тамплиеры собирали мавров и позволяли отправление магометанского культа и пр.”
Естественно также предположить, что перед необходимостью удалиться на остров Кипр в 1291 году тамплиеры, осторожно сообщаясь с саррацинами, искали пути спасения своих владений в Палестине. Исходя из вышеизложенного, не возникает никаких сомнений в существовании отношений между тамплиерами и мусульманами, но тогда появляется одна презумпция влияния мусульманских доктрин на тамплиеров. Гностическая школа, признавая Иисуса Христа, считала, что Он страдал и претерпел смерть только внешне (235): гностицизм, в целом, не отрицал Иисуса Христа; тамплиеры же от Него категорически и безоговорочно отрекаются. Итак, верование в одного Бога, как известно, являлось фундаментальной доктриной мусульман. “В то мгновение, — говорит Николаи, — когда тамплиер отвергал божество Иисуса Христа, попирая ногами крест, он был обязан торжественно исповедать одного всемогущего Бога, творца неба и земли”. Следовательно, истинной целью этой церемонии было исповедание единого Бога.
Вот, в действительности, сущность мистерии чистого деизма', и если большинство тамплиеров не желало ее ни понимать, ни принимать; деизм не становился от этого меньшим в глубине их тайной доктрины, скрываемой под илллбгс’ггулюл! ордена. Что касается арабских надписей на шкатулке из Эссаруа, в них, с одной стороны, усматриваются те же самые принципы и определения манихейства (236); с другой, — мы видим выражение абсолютного деизма; и когда бы мне было позволено что-то поменять в формулировке