данное премудрости (37) в надписи на нашей шкатулке из Эссаруа, временам, когда манихейский синкретизм растворял в себе разнообразные доктрины гностицизма.
Этот миф не является новым, ведь, согласно Святому Епифанию (38), фибиониты, карпократианская секта, идущая от валентиниан (39), о нем знала; но, вследствие идей своей нечестивой доктрины, они в него добавили, касаясь МЕТЕ, одну омерзительную аллюзию (40).
В VI веке миф о МЕТЕ преподавался в Афинах эклектиком Аамаскием (Ватаясшя) (41). И стоит поискать этот синкретизм в египетской теогонии, где Исида, по словам Плутарха, неоднократно именуется Мут (Mouth) и МЕТВЕР (METHVER) (42).
Египтяне называли Исиду матерью мира и, сливая в одну личность Осириса и ее по причине их брачного союза, они делали их существом-андрогином (43). Здесь хорошо виден источник этого вечного гермафродитизма, который не преминули принять все гностические секты; но христианский спиритуализм, соединенный заботой гностиков с грубостью этих сказок, их смягчил, и с начала гнозиса речь идет уже не о небесном светиле (44), а о мистическом существе двойного естества. Со времени апостолов Эннойя, первая мысль Бога, матерь всего сущего, верховная ПРЕМУДРОСТЬ, наконец, лишает престола египетскую Исиду. Однажды этот спиритуализм был введен в старые материальные мифы — и возникло почти столько же имен ПРЕМУДРОСТИ, сколько существовало сект.
Такая же роль отводилась и Святому Духу, что дало возможность Святому Епифанию сказать, что иудействующие секты сделали из Святого Духа женщину (45). Согласно тому же учителю, доходило до именования Святого Духа матерью семи домов, и ему сообщалось два пола, он призывался под именем творца или сотворившей Ы’лн> домов, чтобы он или она предоставили бы отдых, который есть в восьмом доме (46).
Итак, семь домов олицетворяют собой семь планетарных небес, а восьмой дом является верховным небом, обителью очищенных душ.
Как не увидеть в этом универсальном и многообразном гностическом мифе небесную, бесконечную и вечную Огдоаду, без границ времени и пространства, если перевести здесь слова самого Святого Епифания (47).
Каковым бы ни было объяснение, даваемое главному эону-андрогину МЕТЕ и семи безымянным эонам, образующим огдоаду в надписи на шкатулке из Эссаруа (48), постараемся установить происхождение первого в египетском мифе, видоизмененном иудействующими сектами, о которых говорит Святой Епифаний. В ожидании более точного изучения того, что эклектизм Манеса получил от гнозиса, мы сразу же можем увидеть в фигуре тройного треугольника, вырезанного на крышке шкатулки, египетское или пифагорейское заимствование. Иными словами, египтяне уподобляли естество вселенной