Тут голос ей изменил, и дальше продолжил ее муж:
– «Принимая во внимание уважение, которым он пользовался в нашем городе, мы не сомневаемся, что церемония пройдет при большом стечении народа».
Тут он перешел к показаниям госпожи Кристиансен, чьи ежедневные выступления стали уже чем-то вроде постоянной колонки:
«Я хотела убежать, но он преградил мне путь, угрожая окровавленными ножницами. Он прорычал, что теперь мой черед, обозвал меня старой козлихой и бросился на меня. Мы катались по полу, сцепившись в смертельной схватке. Я укусила его. Прямо вплотную я видела его лицо, его глаза, горевшие дьявольским огнем. Не знаю, как мне удалось вырваться…»
Курица Кларисса, стоявшая рядом с Джефферсоном, шепнула ему:
– Наверно, вы испытываете странное чувство из-за того, что этот убийца – тоже еж… то есть, я хочу сказать… что вы – его соплеменник.
Он пожал плечами, скроил постную физиономию, но поостерегся открывать рот: во-первых, сказать ему на это было нечего, но главное – он выпил с утра настой черной редьки, рекомендованный Симоной, и теперь, по словам Жильбера, изо рта у него разило так, словно он съел грязные носки.
Вчерашний разговор в «Блю Ноут» затянулся допоздна. Где-то в час ночи к ним присоединился Хьюго, приятель Роксаны, и они долго вспоминали господина Эдгара. Хьюго предполагал, что того убили в стране животных потому, что высокопоставленные заказчики ни во что не ставили тамошнюю полицию, тогда как убийство здесь, в Вильбурге, пусть даже убийство барсука, могло не сойти им с рук.
Потом они рассказывали про нелегальные съемки на бойнях. Некоторые из них делал Хьюго; в первый раз он на полгода нанялся туда на работу, а потом тайно проникал в производственные помещения. Роксана тоже много снимала.
– Сердце аж из груди выпрыгивает, – рассказывала она. – Знаешь, что это запрещено, что нарушаешь закон, но в то же время понимаешь, что дело твое правое, что это твой долг. Господин Эдгар уже несколько месяцев готовил с нами крупномасштабную акцию. Записать три десятка видео по всей стране и показать одновременно. Это должно было грянуть на весь интернет. В начале будущего года. Но, видимо, произошла утечка информации. И вот…
Джефферсон слушал молодых людей и чувствовал себя совсем маленьким перед ними, такими отважными. И еще ему было немножко совестно. По большому-то счету это им, животным, следовало быть в первых рядах, а вместо них борются и рискуют люди.
– Нет, ты подумай, – горячился он, возвращаясь в два часа ночи в отель по обезлюдевшим улицам, – выходит, есть несколько категорий живых существ, смотри, с очень четкой иерархией. Выше всех – люди, и своим превосходством они здорово гордятся. Внизу – мы, на которых люди смотрят свысока, но это ладно, мы обладаем даром речи, можем худо-бедно за себя постоять. Еще ниже – домашние питомцы; они бессловесные, но люди приблизили их к себе, дают им имена, оберегают их. А в самом, самом низу – низшая категория, животные, которых держат на убой, на мясо… И вот это, друг, это невыносимо!