Это «Джефферсон» она сказала чуть слышным шепотом, словно делилась с ним тайной, и сердце у него дрогнуло. Сразу вспомнилась Кароль. Продолжает ли она там, дома, заступаться за него? Отстаивать его невиновность против всего света и вопреки видимости?
У отеля он первым выскочил из автобуса. Бегом промчался через вестибюль, взлетел по лестнице, прыгая через ступеньки, и постучал в дверь сто восьмого номера. Донесшийся из-за двери бодрый голос успокоил его: с Жильбером все в порядке! Тот открыл ему, улыбаясь до ушей, и снова плюхнулся на кровать.
– Извини, правилами зачитался. Вот смотри: дистанция – сто километров; сколько времени ты выиграешь, если вместо ста десяти километров в час едешь на скорости сто тридцать: а) двадцать минут; б) пятнадцать минут; в) четыре минуты?
– Понятия не имею, – сказал Джефферсон. – Смотрю, ты быстро оклемался!
– Да я до трех проспал! Так вот, ответ знаешь какой? Четыре минуты! Надо же! Было бы ради чего жизнью рисковать.
– Жильбер!
– А?
– Поехали домой. Пойду в жандармерию с добровольной явкой и все объясню. Надо мне было сразу так и сделать.
Жильбер уронил учебник на живот.
– О-хо-хо, ежичек ты мой, немного же тебе надо, чтобы поднять лапки кверху. Нет уж, никаких «домой»! К нашим услугам все радости тура Баллардо, город прекрасен, расследование продвигается с каждым днем, чего тебе еще?
Джефферсон присел на кровать.
– Вот послушай. Я весь день об этом думал, пока ты отсыпался. У нас нет ни единого шанса задержать этих двоих, а тем более нейтрализовать, а тем более доставить к нам в страну. Размечтались! С ума мы сошли, вот что. Понять не могу, как мы могли вообразить, будто…
– Погоди. Я тоже, представь, об этом думал. И пришел к тому же выводу, что и ты: эти типы здоровые, как не знаю что, к тому же профессионалы. Мы двое с ними нипочем не справимся.
– Ну вот видишь.
– Двое – нет, но…
– Но?
– Но двадцать семь – другое дело.
До Джефферсона не сразу дошло, а когда дошло, у него отвисла челюсть.
– Жильбер, прости за откровенность, но, по-моему, у тебя с головкой неладно. Совсем ку-ку. Должно быть, ночь на бойне подействовала на психику.
– Ничего подобного! Я засек квартиру громилы в шапочке, того, который Фокс, когда он бросал в окно зажигалку. Идем туда все вместе и дружно на него наваливаемся. Нас двадцать семь, напоминаю: двадцать семь!
– Двадцать семь, да, но двадцать семь кого? – возопил Джефферсон. – Двадцать семь нулей без палочки! Баран с овцой, такие дряхлые, что мадам падает на ровном месте, всего лишь садясь в автобус; крольчиха, которая по три раза на дню заливается слезами ни с того ни с сего; кот в отключке, отморозок-кабан, белки, которые пугаются до обморока, если хлопнешь в ладоши, – ничего себе спецназ!