Он чуть ослабил хватку.
– Шагай. Открой дверь. Мы выходим.
Я буду его щитом! Если попытаюсь что-нибудь сделать, он без колебаний меня пристрелит.
А будут ли стрелять полицейские? Скорее всего, снайперы наготове, но пойдут ли они на риск?
Но лучше шальная пуля, чем бегство с психопатом.
Валерино в последний раз оглядел сообщников – ни один не сдвинулся с места. Похоже, никто не собирался следовать за ним.
– Открой дверь! – заорал он и снова выкрутил мне руку.
Свободной рукой я отодвинул щеколду. Толкнул. Дверь не открылась.
– Ногой, – приказал Валерино.
Я с силой пнул дверь, и она распахнулась. Валерино еще больше заломил мне правую руку, притиснул меня к себе.
В глаза ударил слепящий свет. Я отчетливо расслышал поспешный приказ:
– Не стрелять! Он вооружен. У него мальчик.
Валерино подтолкнул меня.
Чего они ждут?
Валерино заставлял меня медленно продвигаться вперед.
Да стреляйте же, какого черта!
И ничего. Тишина.
Внезапно я понял, что рука моя свободна.
Тишина стояла оглушающая.
Пальцы Валерино разжались, пистолет упал в мокрую траву. Его жилистое тело осело на землю.
Я повернулся.
Валерино лежал у моих ног.
В луже крови.
А передо мной стояла Брижит, растерянная и призрачная в этом режущем белом свете. В руке она сжимала старую ржавую косу, с лезвия текла кровь.
Следом за ней, положив руки за голову, вышли Тьерри и Приер. Я, наверное, виделся Брижит лишь черным силуэтом. Она прошептала:
– За Анну. За твою маму.
Потом все происходило очень быстро. Человек десять в пуленепробиваемых жилетах набросились на Максима Приера, Тьерри и Брижит. Их увели в фургон, взвыли сирены.
Темноволосая женщина в полицейской форме подошла ко мне, отвела в сторону. Наверное, психолог. Вопросов она почти не задавала, но держалась рядом. Я не заметил, как тело Валерино унесли, от этого зрелища меня избавили.
Внезапно на дороге резко затормозила машина с логотипом «Островитянина». Значит, напоследок придется выдержать допрос журналиста.
Но, к моему изумлению, с заднего сиденья выскочили Мади и Арман.
– Восемьдесят на одиннадцать часов! – вопил Арман. – Колен, ты гений! Мы с тобой оба гении!
Мади молчала. Только улыбнулась, крепко обняла меня и долго не отпускала. Я чувствовал, как ее сердце бьется совсем рядом с моим, – так же, как три дня назад, когда няня Мартина прижимала меня к себе, только такой пышной груди, как у няни, у Мади не было. И тянулось это куда дольше, чем дружеское объятие. Наконец Мади меня отпустила. Кажется, она смутилась не меньше моего.
– Я рада, что ты живой, Колен.
Арман так и сиял. Увидев его круглое лицо, его очки, его хилое тело, я начал успокаиваться.