– Неужели? И над господином де Ришелье, получается, тоже? Так его вот уже как четверть часа везут в Шатле? Что ж, я не расстроюсь! Уж слишком ловко он управляется со шпагой, этот сударь, а мне это не нравится.
– Через четверть часа он будет уже дома, в постели.
– Гм… Но тогда…
– Но тогда… если этот Паскаль Симеони не нравится тебе, то мне-то и подавно! О! Он ловко управляется не только со шпагой, но и с языком! Он так складно говорит, что даже его преосвященство впечатлились! У этого фанфарона, видишь ли, есть обязанности на земле!.. Он сделался «охотником на негодяев»!.. Ха-ха!.. «Трудную обязанность взяли вы на себя», – соизволил сказать ему на это кардинал. Но я не куплюсь на подобную чушь! Я разузнаю, что это за человек и зачем он явился в Париж… все разузнаю!
– А я предлагаю тебе свои услуги в этом деле, Лафемас!
– Благодарю. Я над этим подумаю. До свидания, увидимся завтра.
Конец этого разговора происходил на улице Дофина, у дома Лафемаса, куда тот вошел мрачный и задумчивый.
Каким был результат размышлений командира ловкачей, а уснул он только под утром, – мы точно не знаем… Думаем только, что намерения Лафемаса клонились если не к действительному и продолжительному примирению, то, по крайней мере, к видимости мира, так как на следующий день, около двух часов пополудни, этот славный господин де Лафемас – в компании шевалье де Мирабеля, своего fidus Achates[20], стоял уже у двери фанфарона.
Паскаль только что вернулся из особняка Ферье и, как и всякий влюбленный, все еще находился под впечатлением самых сладостных воспоминаний… Услышав стук в дверь, он нахмурился.
– Прикажете отворить? – спросил Жан Фише, который перекладывал из огромного чемодана в кофр белье и одежду господина.
– Ну да, отвори! – сказал Паскаль, а про себя подумал: «Должно быть, Ла Пивардьер».
Однако то был не Ла Пивардьер. При появлении двух посетителей Паскаль, как солдат, который, задремав на посту, распрямляется и хватается за ружье при первом же выстреле, напустил на себя самый непринужденный вид.
– Тысячу извинений, мой дорогой господин Симеони, – промолвил Лафемас, снимая шляпу и вежливо кланяясь, – тысячу извинений, что побеспокоили вас.
– Нисколько, любезный господин де Лафемас, нисколько!
– Вы очень добры! Вчера вечером вы так поспешно ушли после аудиенции в Люксембурге… примите по этому поводу мои искренние поздравления, дорогой сударь! Кардинал-министр от вас в восторге!
– А я в восторге от кардинала-министра!
– А! Тем лучше! Тем лучше! Это правда, что вас он принял так, как редко кого принимает. Но его преосвященство вчера вечером пребывали в веселом расположении духа. И к тому же ваша откровенность, оригинальность ваших принципов… это особенное умение польстить. Короче, я повторюсь: монсеньор остался более чем доволен вами… и даже поручил мне при случае заверить вас в этом… а так как этот случай представился сегодня же, то я и спешу им воспользоваться.