– О! – произнес серьезным тоном Фирмен. – Ими руководило не воровство, но другой мотив, господин маркиз. Среди этих пьяных студентов находились также и люди господина де Лафемаса.
– Полноте! – воскликнули оба его собеседника.
– Да, – продолжал адвокат, – я это узнал на следующий день, от одного из тех, кому накануне порядком от меня досталось… моего товарища по учебе; он был в это время в кабаке со своими друзьями, когда туда вошли несколько ловкачей и предложили им сообща напасть на государственного преступника, как они сказали. А под «государственными преступниками» подразумеваются, конечно, все враги кардинала. Студенты же, сочтя это за шутку, последовали за ловкачами.
– Но, – прервал Шале, – вы очень рисковали, восставая против людей господина де Лафемаса. Вы ведь, знаете, что за ними стоит сам господин де Ришелье… а господин де Ришелье не прощает тех, кто осмеливается встать между ним и его жертвой.
Фирмен Лапрад с презрительным видом пожал плечами.
– Я слишком ничтожен для того, чтобы господин де Ришелье удостоил меня даже одним своим взглядом, – произнес он, – но будь я хоть первейший вельможа во Франции, я бы с еще большей охотой обнажил свою шпагу против наемных убийц тирана.
Граф пристально взглянул на адвоката.
– А! Так вы не любите господина кардинала? – сказал он.
– Можно ли любить человека, который вместе с Францией поработил и его королевское величество? Человека, который сделал короля своим рабом, а королеву – своей жертвой! Человека, который для достижения своих целей не боится топтать ногами знатнейших из дворян, даже принцев крови!
Фирмен Лапрад произнес эти слова так, словно вырвал их из своей наболевшей души. Пораженный сходством мнения о первом министре адвоката и герцогини де Шеврез, Анри де Шале слушал его в глубоком молчании.
Что же до маркиза де Пюилорана, то тот смотрел на Фирмена Лапрада даже с некоторым изумлением, что не укрылось от наблюдательности последнего.
Будто приведенный в себя всеобщим молчанием, Фирмен со смущением обвел присутствующих взглядом и проговорил робким голосом:
– Простите, простите, сеньоры… мне, возможно, не следовало так вольно выражать перед вами мое мнение касательно его преосвященства.
– Отчего же? – возразил Шале. – Или вы боитесь, что мы передадим ваши слова господину де Ришелье?
Фирмен Лапрад покачал головой.
– Подобные подозрения могли бы только запятнать меня! – произнес он. – Но… я, быть может, оскорбил ваши чувства к его преосвященству, и если это так, то прошу вас извинить меня, господа. У нас, людей простых, язык бывает иногда очень проворен.