Закончив так – полусерьезно-полушутя – свой рассказ, Паскаль отпустил руку спутника, но тот был так взволнован, что едва не упал навзничь.
– Ну-ну, полноте, мой дорогой, – сказал Паскаль, спеша поддержать несчастного как словом, так и жестом. – Возьмите себя в руки. Вы ведь не хотите, чтобы вокруг нас собралась толпа народа посмотреть, как мужчина падает в обморок?
– Нет! Нет! Вы правы, добрейший господин Симеони, – пробормотал Ла Пивардьер, – я не должен обращать на себя внимания прохожих… нет… не должен.
После минутного молчания он продолжал дрожащим голосом:
– Так я… я… наговорил много глупостей… третьего дня, за ужином в «Крылатом сердце»?
Паскаль утвердительно кивнул.
– Милосердый Боже! Безумец я презренный! И однако же вы… вы… добрейший господин Симеони… вместо того чтобы погубить меня… или, по крайней мере, строго осудить, изволите лишь… совершенно кротко… по-отечески…
– Я изволю – лишь потому, что пожимал вам руку, потому что мы вместе защищали женщину, которую я глубоко уважаю, – я изволю забыть все, что слышал, и о чем сам догадывался, помня только об одном: что вам нужны деньги, которые вы и получите сегодня вечером. До свидания!
* * *
Паскаль Симеони и Жан Фише далеко уже отошли от Ла Пивардьера, а тот, бледный и взволнованный, стоял все на том же месте, не решаясь вернуться под один из своих супружеских кровов.
Ах! Если бы он знал только, что его под этим кровом ожидает! Но мы с читателем скоро вернемся к госпоже Латапи и убедимся сами в справедливости того, что мужчине вполне достаточно одной жены, а иногда и этого много.
Теперь же последуем за охотником на негодяев и его слугой.
Погода, все утро ясная, внезапно переменилась, и пошел снег, когда Паскаль Симеони и Жан Фише, пройдя немного вдоль набережной и повернув в конце улицы Сен-Дени направо, пересекли Новый мост и направились к улице Дофина.
Мужчины шли быстрым шагом, молча, словно были погружены в какие-то размышления.
Однако, подойдя к маленькому домику, приникшему к городской стене, в самом конце улицы Дофина, Паскаль сказал Жану Фише:
– Если не хочешь входить, Жан, можешь остаться здесь.
Озадаченный, слуга застыл на секунду на месте.
– А почему бы мне и не войти, господин? – спросил он наконец. – Или мое присутствие будет вас стеснять?
– Нет… ты не можешь стеснить меня, мой добрый Жан. Но… ты ведь не знал моей матери… Следовательно…
– Что вы такое говорите, господин?! – вскричал на этот раз старый слуга с выражением боли и вместе с тем вроде как и гнева. – При ее жизни, это правда, я не имел чести знать вашу матушку. Но вспомните-ка хорошенько, не я ли был с вами в этом домике, когда вы нашли здесь эту бедную женщину… убитую разбойником Ландри? Чтоб черт побрал его душу! Не меня ли вы оставили тогда у ее тела, когда сами выходили из дому? Наконец, не я ли помог вам вырыть могилу… две могилы… так как мы нашли в саду и служанку убитой? И после всего этого вы осмеливаетесь заявить мне…