При этих словах, относящихся ко всем известным действиям кардинала в отношении королевы и красавца Бэкингема, при этих словах, говорим мы, Анна Австрийская побледнела и, судорожно сжав руку подруги, вскричала:
– Ты права, Мария: господин де Ришелье не заслуживает никакой пощады!
– Его и не пощадят, это я вам обещаю! – отвечала госпожа де Шеврез.
– Но…
– Но простите, обожаемая моя королева, донна Стефания подает нам условный знак. Стало быть, пока мы с вами беседовали, наши друзья уже собрались в соседнем зале и ждут наших указаний… Да, сейчас ровно половина десятого… Вы позволите мне представить их вам?
Анна Австрийская гордо подняла голову.
– Более чем когда-либо! – воскликнула она. – Не думаешь ли ты, Мария, что я, как мой брат Гастон, сказав «да», стану говорить затем «нет»! Иди!
* * *
Герцогиня не ошиблась: донна Стефания, одна из приближенных и преданных женщин, единственная испанка, которую Анна Австрийская привезла с собой, постучалась особенным образом в дверь купальной комнаты, извещая тем самым о прибытии заговорщиков.
Мария де Роган поспешила отворить, и они вошли.
То были Гастон, герцог Анжуйский, великий приор де Вандом, граф Анри де Шале, маркиз де Пюилоран, граф де Рошфор, барон де Люксейль и граф де Море.
Войдя один за другим и молча поклонившись королеве, они сели по приглашению своей августейшей хозяйки.
Но подобная торжественность мизансцены пришлась не по вкусу Гастону.
– Поистине, – вскричал он, рассмеявшись, – нам недостает только париков да мантий, чтобы сделаться похожими на судей Шатле, решающих судьбы великих преступников!.. Можно составлять заговоры, но так, чтобы это было весело. Признаюсь, меня эта строгость стесняет! Послушайте, моя прелестная сестричка, прежде чем заняться серьезными делами, не хотите ли вы посмеяться над нашими с Рошфором и Шале подвигами? К этому Красному человеку мы всегда успеем вернуться.
Анна Австрийская намеревалась было заметить, что теперь не время для шуток, но герцогиня де Шеврез промолвила насмешливо:
– Позвольте ему рассказать, сударыня! Его светлость – совсем еще ребенок… а к детям следует быть снисходительными…
Действительно, Гастону было тогда всего восемнадцать лет, но, к несчастью для себя, он оставался ребенком всю свою жизнь.
– Ну да! – вскричал он, погрозив герцогине пальчиком. – «Позвольте ему рассказать»! Мне, однако же, кажется, прекрасная дама, что вы не столько хлопочете обо мне, сколько сами хотите узнать, какую роль играл в этом похождении Анри!.. Слушайте же. Вчерашний спектакль мне не понравился, лансдкнехт не состоялся, и мы ужасно скучали, не зная, как убить вечер… «Пойдемте на Новый мост, – говорю тогда я Шале и Рошфору, – там мы, по крайней мере, позабавимся с прохожими… поиграем с четверть часа в воришек!»