Гостиница тринадцати повешенных (Кок) - страница 196

Глава IX

«Она умерла, слышишь?»

Они покинули Париж и теперь мчались по дороге, ведшей в Фонтенбло.

До сих пор они не обменялись ни единым словом.

Казалось, они боятся, что разговор замедлит ускоренный аллюр их лошадей.

Но, подъезжая к гостинице «Форсиль», Жуан бросил отрывисто:

– Вы слушаете меня, Паскаль?

– Я вас слушаю.

– Анри де Шале стоит во главе заговора.

– Кто вам это сказал?

– Сейчас объясню. Завтра, или, вернее сказать, уже сегодня утром, вместе с несколькими вельможами и с помощью кучки врагов господина де Ришелье граф должен похитить кардинала в его замке Флери.

– Но эти сведения…

– Самые верные. Особа, сообщившая мне их, не могла ошибаться… нет, она не ошибалась!.. Чтобы уведомить меня об этом, эта особа рисковала своей жизнью. Сомневаетесь ли вы после этого?

– Своей жизнью!

– Да… своей жизнью… Она умерла!

– Вы ее убили?

– Я!.. Убил!.. Ее!.. О, Боже!

Из груди Жуана вырвались рыдания, но, сделав над собой усилие, он продолжал уже более твердым голосом:

– Над ее могилой я поплачу позднее. Сейчас же единственная моя мысль и забота – спасение Анри!

Кто же была эта особа, о которой говорил Жуан де Сагрера? Особа, которая пожертвовала жизнью, чтобы уведомить его? Это было загадкой для Паскаля.

В это время они подъехали к «Форсилю».

Задумавшись над словами пажа, Паскаль проехал было мимо гостиницы, даже не взглянув на нее. Мог ли он предполагать, что разгадка скрывается именно там?

Но Жуан, указав спутнику на гостиницу, сказал:

– Нам нужно остановиться здесь.

– Зачем?

– Сейчас узнаете… Впрочем, мы остановимся лишь на минуту и не станем даже спешиваться.

Во всем доме мэтра Гонена не было видно огня. Везде царила полнейшая тишина.

– Однако не может быть, чтобы этот негодяй спал, – прошептал Жуан.

– Какой еще негодяй?

Но, не ответив на вопрос, паж громко закричал:

– Гонен! Гонен!

Одно из окон открылось… и в эту минуту – как вспоминал потом Жуан, – пробило два часа в деревенской церкви Ферроля.

Два часа!.. Гонен, должно быть, всю жизнь вспоминал затем этот роковой час… Всю жизнь!.. И кто знает, не были ли уже сочтены минуты его жизни? Много ли времени оставалось ему на воспоминания?

Он сам открыл окно. Жуан не ошибался, когда говорил, что он не должен спать.

– Кто там? – произнес он, не видя в темноте всадников и не узнав голоса.

– Это я, Жуан де Сагрера, – сказал паж.

– Вы, монсеньор? – пробормотал трактирщик.

– Да, мерзавец, и я приехал сказать тебе, что Господь наказал тебя за твои преступления. Я знаю о твоей измене, и открыла мне ее твоя дочь!

– Моя дочь?!

– Твоя дочь, которую ты считаешь спокойно спящей в своей комнате, тогда как она в Париже, в моем особняке.