На свою же долю он оставил самую трудную работу – позднее мы увидим, какую.
Когда последний луч надежды погас в сердце Анри де Шале, он преклонил колени, вверяя душу Создателю.
Ларидон подошел к графу, помахивая мечом.
Нагнувшись к жертве, якобы для того, чтобы поправить его лежащую на плахе голову, он прошептал:
– Узнаете меня, господин де Шале?
– Нет, – отвечал Анри, взглянув на презренного.
– Я тот, кого вы шесть лет тому назад в Алаттском лесу отстегали хлыстом. В вашей руке тогда был хлыст, в моей сегодня – меч.
– Рубите же! – воскликнул обвиненный. – И да падет моя кровь на вашу голову и на мои…
Удар меча помешал ему закончить свою мысль. Но удар этот был так плохо направлен, что только задел несчастного по шее, и тот испустил душераздирающий крик, к которому примешались имена его матери, возлюбленной и Пресвятой Девы Марии. Затем последовали еще несколько ударов, столь же неверно направленных; почувствовав ли отвращение к своей обязанности, или просто по неловкости, но Ларидон никак не мог отделить голову от туловища. Подергивания и неистовые вопли несчастного страдальца леденили сердца всем присутствующим. Шум, подобный надвигающейся буре, поднялся в негодующей толпе. Наконец один бочар бросил на эшафот только что отточенную секиру, прокричав громогласно палачу: «Держи, разбойник, кончай с этим беднягой, и да простит тебя Бог!» Несмотря на то, что в дело пошло столь тяжелое орудие, Шале кричал до двадцатого удара… А всего их было ему нанесено тридцать четыре! Ларидон был весь залит теплой еще кровью – последнее пожелание графа таки исполнилось, – и куски трепещущей плоти покрывали эшафот…
* * *
В тот момент, когда граф входил на позорное место, одна женщина, которая казалась бледнее самой жертвы, появилась в одном из окон гостиницы, прямо напротив эшафота.
И – странная штука! – когда вся площадь была забита людьми, в вышеупомянутой гостинице было открыто лишь одно окно, и у окна этого стояла только одна особа.
Дело в том, что эта особа выкупила всю гостиницу, чтобы в одиночестве наслаждаться этим зрелищем…
Дело в том, что особой этой была Татьяна, которая, извещенная агентами, приехала из своего тайного убежища в Нант, чтобы видеть смерть бывшего любовника.
Однако при первом же ударе меча, при виде окровавленной головы, рта, из которого вырывались душераздирающие крики, русская в ужасе попятилась…
Она желала смерти неблагодарному… но не мучений…
При втором ударе она и сама издала хриплый вопль.
– Ужасно! Ужасно! – пробормотала она…
И, не в силах более присутствовать при этом ужасном зрелище, она намеревалась было удалиться, как вдруг кто-то ее остановил… Она в испуге обернулась.