— Можешь бегать, сколько хочешь. Но ты на мне женишься. Я так решила.
Я не стал ничего отвечать.
В такси, не обращая внимания на возражения, опустил стекло, чтобы чувствовать холодный ветер. Хотел представить, что еду на моцике — но нет, не хватало скорости, не хватало драйва.
Мысли бегали. Вспоминались липкие губы Лены, её оценивающий бесстыжий взгляд, её уверенное «я так решила» напоследок. Рублёвская принцесса, привыкшая, что папочка купит любую вещь.
Внутри нарастала глухая ярость.
Как же мне осточертел этот мир, где нет ничего верного, ничего настоящего. Где мужья появляются на приёмах под руку со шлюхами, а жёны кончают под своими телохранителями. Где ценится только имидж, деньги и власть.
Неохота иметь с этим ничего общего. Лучше снова за границу, куда угодно: в Италию, в Испанию, в Японию. Но и сдаваться невыносимо. Марк Реутов едва вернулся, сбегает с поджатым хвостом. Испугался брака. Бабы испугался.
Хрен им с маслом.
Хоть ключи и были у меня с собой, в дверь квартиры я позвонил. Хотел, чтобы мне открыли. Чтобы Королева встретила на пороге. И когда я увидел её — чистую, свежую, с влажными, не успевшими просохнуть после ванны волосами, в моей клетчатой рубашке, доходившей до бёдер, что-то щёлкнуло внутри, и мои предохранители один за другим начали стремительно перегорать.
Я сделал шаг, не спуская с неё взгляда. Лёгкое «привет» застыло у неё на губах. В серо-зелёном море глаз плескалось волнение, лёгкий испуг и одновременно что-то похожее на предвкушение. Гибельная смесь.
Она опустила глаза, словно вспомнив о чём-то. Смущённо спросила:
— Извини, я тут постирушку устроила… ничего?
Только сейчас я заметил, что кроме рубашки на ней ещё и моя футболка. Завязана узлом под грудью, открывая стройный животик с бархатной кожей. По этому животику так и захотелось провести языком. От безумной ярости этого желания у меня чуть не подкосились ноги. Она выглядела так очаровательно-порочно, что я судорожно выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Сорвал галстук-бабочку, отбросил в сторону. Пиджак, на котором остался запах той стервы, полетел следом. Пуговицы рубашки оторвались с мясом, когда я дёрнул ворот.
Глаза Королевы расширились, она опустила их, щёки заливал румянец. Взволнованно дыша, она отступила от меня, словно испугавшись. Я шёл следом, как привязанный. Шаг, другой, и я припёр её к стене, накрыл своим телом полностью, млея от её мягкости, тепла, от дрожи и судорожного дыхания на моей коже. Поцеловал её так бесцеремонно и жёстко, как ещё никогда не позволял себе. Пальцы утонули в её влажных волосах, нашли затылок, притиснули ближе, ещё ближе, так, чтобы зубы стукались от яростных поцелуев, чтобы Королева дышала мной, чтобы не могла отвернуться.