— Состояние стабильно тяжелое. Мы делаем все, что можем. Сейчас идет операция. Пока не завершится, вам никто ничего не скажет. И когда завершится, сразу тоже не скажут. Так что, милочка, ждать и только ждать…
Сколько ждать, она не сказала. А я не стала уточнять. Опустилась устало на жесткий диванчик для посетителей. Нужно было срочно что-то придумать. Понять, что происходит… Проанализировать и сделать выводы. Но вязкая каша, которой почему вдруг наполнилась моя голова, не давала ни единого шанса…
Телефон в сумочке зазвонил. Я машинально его достала.
Это Макс. Ну что уже ему надо?
Можно было, конечно, сбросить его звонок, но на фоне того, что случилось сегодня, наша утренняя ссора, да и вообще любая ссора, которая могла между нами произойти, казалась никчемной и пустяшной.
Я ответила.
— Слушаю.
— Кать, сегодня утром я там того… погорячился. Ну ты тоже была неправа… но и я не должен был… В общем, извини.
— Да, Максим Геннадьевич, ничего страшного, — ответила я, стараясь говорить как можно бодрее и непринужденнее. Но, видимо, получилось плохо.
— Кать, у тебя все в порядке? Ты где?
— В больнице, — на автомате ответила я.
— В какой больнице? Что с тобой?
Ну вот. Теперь придется ему объяснять. Каша в голове — так себе приобретение. Очень осложняет жизнь.
— Это не со мной, а с Алевтиной. А с ней плохо.
Зачем я ему сказала? Какое ему дело до Алевтины? Нет, конечно, все это может быть связано с ним самим, но знать ему об этом совершенно не следует… Наверное, просто захотелось поделиться с кем-нибудь той ношей, что на меня свалилась. Не всей, конечно. Всей нельзя…
— Какая больница? — деловито поинтересовался он. — Я сейчас приеду!
— Не надо, — попыталась возразить я, но он ответил так, что спорить расхотелось:
— Я не спрашиваю у тебя, надо или нет! Я спрашиваю, куда ехать.
Я обреченно продиктовала адрес. Или не обреченно, а с облегчением?
Макс решил все очень быстро. Прошли считанные минуты, а регистраторша уже, учтиво улыбаясь, записывала мой телефон и на всякий случай его, и давала торжественное обещание позвонить, как только у Алевтины будут какие-то новости. Куда только делась вся ее неприветливость! Милейшая девушка. И не подумаешь, что только что она недовольно фыркала из-за каждого вопроса и устраивала мне допрос с пристрастием.
Разобравшись с этим, он ухватил меня за плечи и вывел из больницы. И снова — сопротивляться, сбрасывать его руки и фыркать совершенно не хотелось. Наоборот. Когда весь мир так и норовит рухнуть на тебя, очень важно, чтобы кто-то вот так — бережно обнял за плечи и выволок на свежий воздух. Оказавшись снаружи, я с удовольствием почувствовала, что наконец могу дышать полной грудью. Все-таки больничная атмосфера меня как-то слишком угнетала.