— Не оправдывайся. Ты поступил благородно, взяв под свою опеку Магду. Ты поступаешь благородно, разговаривая со мной, вместо того чтобы с ходу отправить меня в госбезопасность, мне нечем отплатить тебе, воздать добром за добро.
— Это звучит как угроза.
— Враги всегда грозят друг другу, а мы с тобой — враги.
— Трудно мне понять, над чем ты смеешься, что хочешь усыпить этой иронией. Совесть? Видно, руки-то у тебя достаточно обагрены кровью…
— У каждого из нас чья-либо кровь на руках. Ты стрелял на рынке в Ступольне в этого якобы моего посланника.
— Он промахнулся, я не промахнулся.
— А если бы это был я?
— Было бы то же самое. Только ты стрелял бы метче.
— Поздравляю, Кароль. Я опасался, что ты будешь недоговаривать, деликатничать. Ты мне нравишься, Кароль, я все еще люблю играть в открытую.
— Благодарю за признание. Обычно ты не бывал для меня таким щедрым. А Магда о тебе…
— Не можешь не говорить о ней. Это характерно.
— Она мне говорила так, примерно так: «Лезешь на рожон, хочешь наверстать упущенное, медлил, когда еще шла война, не скажу, что отсиживался, но тогда, когда немцы были в силе, важнее было идти в лес». Нет, вы не щедры.
— Не думал, что тебя заботит признание, карьера. Сделаешь ее, не бойся. Ведь у вас не применяется коллективная, семейная ответственность, ты не будешь за меня отвечать.
— Не о том речь.
— Так о чем же?
— Я не знаю о тебе всего. Модест умел великолепно темнить, выкручиваться.
— Ах, этот ничтожный трус, червяк!
— Я не знаю о тебе всего, что означает отчасти, что не знаю и о себе, да, да, не знаю — чей я брат и что тебе должен на самом деле. А рассчитаться надо, тут ничего не попишешь, тебе это вполне ясно. Ты был у Блеска.
— Он, кажется, стоил сотни Модестов. Пожалуй, действительно к чему-то стремился. Только малость не от мира сего. Был с идеями, но без чувства реальности.
— Меня не касается Блеск. Его идеи мне весьма хорошо знакомы. Мне важен ты. Твоя идея была иного рода, безусловно иного. А ты оказался у него. Стрелял в наших…
— О, я немало в жизни пострелял.
— Не выкручивайся, вынь руку из кармана, не захватишь меня врасплох.
— Я безоружен, Кароль. Можешь меня обыскать.
Скрипнула дверь на другом конце сеней, и Бартек вскочил со стула. Кароль остановил его жестом.
— Не бойся.
Вошла Магда в расстегнутом халате, длинная рубашка подчеркивала округлость ее живота. Сощурившись, она приглядывалась к Бартеку все более испуганно, а руками делала какие-то жесты, словно звала кого-то или отмахивалась от мух.
— О боже, боже, — простонала она, снова повернулась к дверям, словно желая обратиться в бегство, но у порога согнулась, скорчилась, точно срезанная плеть хмеля, Бартек подбежал, схватил ее за плечи.