Назавтра во время прогулки его внезапно окликнули:
— Матеуш, Матеуш!
Голос был знакомый, но Матеуш никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. Он всматривался в окна камер, но никого не увидел.
— Рутский, да оглянись же ты!
— Молчать, черт возьми!
Голос доносился с противоположного конца двора, где прогуливалась другая группа заключенных. Кто-то махал высоко поднятой рукой, и Матеуш узнал наконец Феликса Туланца. Матеуш не удивился, увидев его здесь, он сам не раз предупреждал, что Феликсу не миновать тюрьмы. Он попытался подойти ближе к Феликсу, но его группу уже уводили с прогулки. Феликс еще что-то кричал, надзиратель строго одернул его, и Феликс, замолкнув, исчез в воротах. То ли встреча со страстным охотником-браконьером Феликсом Туланцом так подействовала на Матеуша, то ли яркое солнце, подчеркивающее контраст между серыми стенами и свежей зеленью нескольких тополей, растущих на тюремном дворе, но вдруг запахло лесом, простором, в ушах зазвенел лягушачий крик на Желтом пруду, зашумели камыши и вербы. Матеуш ощутил как бы сильный голод, судорогой сжавший горло, он прикрыл глаза и будто воочию увидел зеленоватую водную гладь, от которой веяло свежестью и прохладой, сейчас он кинется и поплывет к острову, там, в высокой, по пояс траве стоит Калина; вот ведь не приехала, даже не хлопотала о свидании, может быть, старик не пустил…
— Что стоишь, как на именинах?
Матеуш зашагал, подумав: «Я тоже, должно быть, похож на сумасшедшего», — а вслух сказал:
— Мне сделалось дурно.
— Знаем, знаем.
Матеуш не сразу понял, что знает толстощекий надзиратель, а когда догадался, что его приняли за симулянта, вскипел от ярости. И снова пахло мхом, еловыми шишками, грибами, но теперь запах леса уже не трогал, не волновал Матеуша, он лишь снова ощутил тот странный, давящий голод.
К счастью, время прогулки кончилось, в камере все же лучше, толстые стены и обшитая железом дверь исключают подобные миражи.
В полдень в камере неожиданно появился не кто иной, как Кренжель. Несколько мгновений он стоял неподвижно, делая странные гримасы, затем бросился Матеушу на шею.
— Привет, коллега, вот так встреча!
Матеуш стряхнул его с себя, и Кренжель сделал обиженное лицо.
— Я вижу, ты мне не рад.
Затем он молниеносно и неожиданно протянул руку Манусю, который шарахнулся от него, как от прокаженного.
— Моя фамилия Кренжель, очень приятно. С паном Рутским мы уже знакомы, а с вами не довелось встречаться.
«Двух сумасшедших черт принес, — думал Матеуш в отчаянии. — Так я, чего доброго, и сам рехнусь».
Но Кренжель вел себя смирно; после безуспешных попыток завязать разговор с Манусем он устроился на своих нарах, как курица на насесте, и не слезал до вечера. Утром он сделал свою обычную зарядку и, очевидно, наверстывая упущенное, даже по дороге в умывальню размахивал руками, как ветряная мельница крыльями, а полотенце нес в зубах; надзиратель хотел было прикрикнуть на него, но не выдержал и расхохотался — Кренжель был похож на припадочного эксцентрика. Манусь молчал и смотрел на него с брезгливостью и презрением, но Матеушу казалось, что эти двое ненормальных быстро найдут общий язык и отмежуются от него или, что еще хуже, будут вместе над ним издеваться. Он решил следить за ними и не допускать никаких дурачеств. Физически он был значительно сильнее их обоих, и это давало ему некоторое преимущество.