После прогулки Матеуша вызвали и повели на свидание. Он шел с бьющимся сердцем. Калина, конечно, Калина приехала наконец. Но оказалось, что в комнате свиданий его ждало начальство — старший лесничий.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, ничего.
Старик был смущен, он барабанил пальцами по столу, как всегда, когда собирался сообщить что-нибудь важное.
— Я хотел сказать вам, коллега, что на то время, пока вы будете здесь, на вашем участке будет работать по совместительству кто-нибудь из лесничих, мы еще не решили, кто. И мы будем вас ждать. Нам очень вас не хватает.
— Я не знаю, сколько времени это продлится.
— Думаю, что недолго. Может быть, вас приговорят условно. Во всяком случае, желательно, чтобы суд состоялся как можно скорее.
— Вы не знаете, что с Борисом, моим братом?
— Увы, этого я не знаю. Но я хотел вам сказать: мы уже договорились в управлении, в отделе кадров, что сколько бы вам ни пришлось сидеть, мы не применим, как говорится, никаких санкций, место останется за вами. Ваш проступок, то есть, простите, ваш случай, не имеет никакого отношения к исполняемой вами работе. Мы ценим специалистов и людей, преданных делу, а несчастье может случиться с каждым.
Матеушу следовало бы поблагодарить старика и радоваться его словам, но он думал о другом, о том, что никто не потрудился сообщить ему, что с Борисом. Ведь старик мог хотя бы позвонить Здисе перед тем, как ехать сюда.
— Меня очень волнует брат, я ничего не знаю о его состоянии, возможно, его дела плохи.
— От души вам сочувствую, но вы не унывайте, каждый настоящий мужчина должен побывать за решеткой, я сам в царское время, в Полесье…
— Простите, вы не могли бы позвонить жене моего брата?
— Ради бога, конечно, а что я должен передать?
Старший лесничий записал номер телефона и попрощался, и только после его ухода Матеуш понял, что вел себя по меньшей мере нелюбезно, ни сердечности, ни радушия не выказал старику, который хлопотал о нем в управлении и потом тащился на поезде сюда, чтобы лично сообщить ему об этом, — удивительно, до чего быстро люди грубеют в тюремной обстановке.
В камеру он вернулся к обеду. Его миска стояла, наполненная супом.
— Я взял для вас, — похвастался Кренжель, — старые знакомые должны заботиться друг о друге. Отличный суп, пальчики оближешь.
Он стоял над миской Матеуша, причмокивая, затем внезапно плюнул в суп и заорал:
— Дерьмо, а не суп!
Матеуш не поверил своим глазам. Он ожидал чего угодно, но не такой грубой шутки.
— Ты что, обалдел, гадина! Сейчас как двину…
— Но, но, попробуй тронь.
— Да, да, — подтвердил Манусь. — Вам мало одного дела, будет два.