— Зачем?
— Просто так. Люблю ходить в лес. Это никому не запрещается.
— Любите. Ну ладно. Дальше?
— Когда он, свидетель то есть, стал целиться в меня, а я уже раньше слышал выстрел и испугался, значит, когда свидетель стал целиться, я в кусты и — к Желтому пруду.
— Вы убежали. Почему?
— Потому что боялся. Всякий убежит, когда в него будут целиться из ружья.
— Бежали до самого острова, чуть не утонули. И вся эта паника оттого, что вы ни в чем не повинны и ваша совесть совершенно чиста?
— Да.
Кто-то в зале засмеялся, прокурор тоже с трудом сдержал улыбку, и Феликс поспешно добавил:
— Ну, я думал, что они, может быть, нашли мои силки, у меня их было в лесу несколько штук, этого я не отрицаю.
— Значит, вы занимались браконьерством не только с оружием в руках?
— Не только. То есть с оружием вовсе нет, а только силками.
— Ну а дальше что?
— Я хотел убежать на остров, но запутался в этой гадости и повернул назад. А эти типы меня арестовали и застрелили мою собаку, сначала застрелили Рыжего, а потом арестовали меня.
— И все для того, чтобы свалить на вас вину за незаконную охоту на кабана?
— Да, я так думаю.
— А вам не кажется, что, если б эти люди хотели избавиться от нежелательного свидетеля, они бы не стали за ним гнаться раз он сам убежал?
Феликс растерялся, крякнул, наморщил лоб.
— Чужая душа — потемки.
— Верно.
— Впрочем, возможно, они боялись, что я их узнал и донесу властям или приведу лесника, прежде чем они успеют убрать кабана.
Потом его попросили рассказать о гибели отца. Он сказал то же самое, что во время следствия: ничего не знал, спал дома, отец ушел куда-то, тоже был любитель гулять по лесу, а потом лесник Гловацкий прибежал с известием, что отец мертв, и это было большое горе.
— Значит, кабан, который кинулся на отца, был ранен ножом? — спросил председатель. — Что вы можете сказать по этому поводу?
— В газете писали, что отца растерзали волки.
— Но эксперты опровергли эту версию.
— Может, это была самка с кабанятами, они иногда кидаются на человека безо всякого повода.
— Вы хорошо знаете повадки зверей.
— Знаю. Это не преступление.
Во время перерыва защитник, багровый от ярости, бросился к Феликсу, словно хотел его задушить.
— Что вы наделали? Вы с ума сошли, что ли?
— Нет, не сошел. Я говорю, как было. Нету никаких доказательств.
Защитник постучал пальцем по лбу. Он явно был в отчаянии, это несколько смутило Феликса, но все же не побудило свернуть с избранного пути. После перерыва допрашивали свидетелей защиты, лесника Гловацкого и его дочь Монику, известную по всей округе своим редкостным для женщины пристрастием к водке. Оба они показали, что никогда не видели у Феликса Туланца оружия, никакого обреза, старик Гловацкий натыкался не раз в лесу на силки, но не может утверждать, что их ставил именно подсудимый. Потом взял слово защитник.