— Граждане судьи! Неожиданный поворот в позиции подсудимого очень осложняет защиту, но вместе с тем в известном смысле облегчает ее. Сегодняшняя отчаянная рокировка моего подопечного — свидетельство его наивности и низкого уровня развития. Этот человек так прост и примитивен, что это трогает и, я бы даже сказал, импонирует. Что за человек здесь, перед нами? Он не окончил никакой, даже начальной школы, но разве это его вина? Сотни, тысячи его сверстников не имели возможности учиться и остались невежественными и несознательными, а эта несознательность означает ограниченную способность оценивать собственные поступки. Прошу обратить внимание на то, что преступление, совершенное моим подзащитным, носит несколько своеобразный характер. Ведь еще не так давно браконьерство представляло собой хищение не общенародного, а господского имущества и было актом самозащиты эксплуатируемых, угнетаемых помещиком крестьян, актом мужества и какого-то стихийного, инстинктивного правосудия. Браконьер в глазах народа не был ни вором, ни грабителем, вообще не был преступником, его считали чуть ли не преемником Яносика и Ондрашека[4], не желавших мириться с тем, что единицам принадлежит все — пахотные земли и леса, урожаи полей и лесные звери, а у трудового народа нет ничего, кроме сознания своей горькой доли. К тому же браконьерство было не только самозащитой, но и единственным доступным бедному крестьянину романтическим приключением. Такое отношение к браконьерству свойственно и поныне очень многим, и нужно обладать высокой гражданской и юридической сознательностью, чтобы суметь противостоять этому в повседневной жизни. Можем ли мы требовать такой сознательности от человека темного и отсталого, не освободившегося от тяжелого наследия эпохи социальной несправедливости? Подсудимый любит природу, любит лес и охоту, он был для охотников отличным помощником, чего не могут отрицать даже свидетели обвинения. Туланец помогал охотиться другим счастливчикам и сам мечтал об охоте. Эти мечты он пытался осуществить честным, законным путем, хлопотал о приеме в охотничье общество и о разрешении на приобретение ружья. Хлопотал безуспешно, разрешения не получил, не сумел сдать необходимых экзаменов, никто ему не помог, многие предпочитали видеть его по-прежнему незаменимым помощником на охоте, загонщиком и лакеем, а не полноправным участником охотничьих пирушек, соперником, быть может. Но страсть к охоте была слишком сильной, чтобы от нее отказаться. Не удалось прямым путем — оставался путь извилистый и опасный, путь конфликта с законом, я повторяю, с буквой закона, а не с господствовавшими в окружении подсудимого, в его среде нравственными убеждениями. Генезис преступления Феликса Туланца очень поучителен, он открывает нам глаза на сложное взаимоотношение между писаными законами и взглядами людей, и за имеющиеся тут противоречия не должны отвечать отдельные личности. Я пытаюсь проникнуть в мир мыслей и чувств этого молодого еще человека и вижу там отчаяние существа, окруженного барьерами и препятствиями, преодолеть которые — свыше его сил, и на это, граждане судьи, я хочу обратить ваше особое внимание. Я полон надежды, надежды, надежды…