Она стыдится думать об этом, но ведь ребенок может и не родиться.
Тогда она надевает на голову шаль, ноги всовывает в башмаки. Выходит из дома, идет по периметру площади Сан-Джакомо, спускается к порту. Там, в одной из лачуг за городскими стенами живет повитуха из Баньяры, Мариучча Колозимо. Джузеппина подходит к ее домику. Останавливается в нерешительности. Из-за дверей доносился запах мыла и чистого белья.
— Донна Мариучча! Вы здесь? — кричит Джузеппина, набрав полную грудь воздуха.
Повитуха появляется на пороге. Лицо у нее словно высечено из туфа, губы тонкие. На лбу капельки пота.
— Донна Джузеппина… щелок варю для стирки. Вы ко мне? — спрашивает она, вытирая о фартук покрасневшие руки.
Джузеппина немного колеблется. То, что она задумала, это грех. Мадонна отворачивается, когда женщина хочет избавиться от ребенка, так говорила бабушка.
И все же…
Джузеппина подходит к повитухе, шепчет почти в самое ухо.
— Могу ли я навестить вас в ближайшее время?
Мариучча склоняется к ней. От нее пахнет сеном и молоком.
— Когда хотите. Что, яйцо в гнезде?
Она кивает.
— Мой муж еще не знает, — продолжает она шепотом.
Повитуха выпрямляет спину. Она ни о чем не спрашивает. Она все понимает и знает, что женщины часто молчат о том, что мужчины попросту не могут понять.
— Я здесь. Буду вас ждать.
Джузеппина кивает, повитуха исчезает за дверью.
Медленным шагом Джузеппина возвращается домой. Шаль насквозь промокла, вода течет за корсет. Под этими плотными, тяжелыми каплями трудно идти. На площади Сан-Джакомо она бросает взгляд на лавку. За стеклом мелькают силуэты — наверное, покупатели.
Вздыхает. Если бы бабушка выбрала ей в мужья Иньяцио, возможно, все сложилось бы иначе.
Она вспоминает, как много лет назад хоронили ее родителей после землетрясения, разрушившего Баньяру. В памяти всплывает лицо мальчика, красное от слез, заостренный подбородок, добрые глаза, взгляд прикован к холмику земли, под которым похоронена его мать, Роза. И она, Джузеппина, потерявшая обоих родителей, худая как щепка, сжимает кулаки, злясь на весь мир, отобравший у нее маму и папу. Она подошла к мальчику, протянула платок — вытереть сопливый нос.
— Не плачь, — упрекнула она его. — Мужчины не плачут. — Она сказала это с горечью, может быть, потому, что завидовала его слезам, ведь у нее самой слез больше не было. Он посмотрел на нее, шмыгнул носом. И ничего не сказал.
* * *
Джузеппина входит в дом. Подол юбки мокрый, шаль — хоть выжимай. В глазах у Виктории вопрос.
— Вы вся мокрая, тетушка! Что-то случилось?
— Нет, ничего… ходила к Мариучче кое-что узнать.