Члены Высшего совета по руководству войной собрались на очередное заседание 14 июля. Премьер доложил об аудиенции принца Коноэ у императора, а я — о нашем сообщении Советскому Союзу. Был согласован состав делегации принца Коноэ. Однако когда мы подошли к обсуждению условий мира, военный министр и некоторые другие решительно заявили, что они должны быть выработаны с учетом того факта, что Япония еще не побеждена. Министр военно-морского флота и я возразили, что при рассмотрении условий мы должны исходить из возможности наихудшего развития событий в войне, и иногда бывает необходимо отступить назад, чтобы дальше прыгнуть вперед. Дискуссия была длительной, но к согласию члены Совета так и не пришли.
17 июля началась конференция Трумэна, Черчилля и Сталина в Потсдаме. 18 июля, получив аудиенцию у императора, я подробно доложил ему мнения правительства об этой конференции и сообщил о наших мерах в отношении СССР. Отвечая на вопрос императора, доведено ли наше сообщение до советских руководителей, я сказал ему, что, поскольку посол Сато 13 июля в 17 часов сообщил о желании Его Величества заключить мир, а Сталин и Молотов выехали из Москвы только во второй половине дня 14-го, то, конечно, они наше сообщение получили. Император сказал только,- что судьба нашего предложения отныне нам не подвластна, — она зависит не только от ответа другой стороны, но и от судеб самой Японии. Он также выразил удовлетворение тем, что мы сумели вовремя довести наше предложение до советских руководителей. Из американских источников, ставших доступными после войны, я узнал, что госдепартамент США направил в Потсдам проект декларации, разработанный бывшим послом Грю и другими в рамках подготовки к заключению мира с Японией, и после получения от русских информации о мирных устремлениях Японии этот проект был обнародован. Онто и получил известность как Потсдамская декларация. Если все это действительно так, то, значит, желание императора дошло не только до русских, но и до лидеров союзных держав, что и привело к миру на определенных условиях — условиях, изложенных в Потсдамской декларации. Следовательно, учитывая исход дела, можно сказать, что в общем наше предложение достигло цели.
19-го я получил телеграмму от посла Сато с докладом о полученной от советских властей информации: они не могут дать определенный ответ на наш запрос, ибо он не содержит конкретных предложений и не проясняет цели миссии Коноэ (хотя ранее телеграммы из Москвы приходили достаточно быстро, с этого момента важные сообщения из Москвы в Токио и обратно стали поступать с заметным опозданием). Вскоре Сато прислал еще одну телеграмму. В отсутствие перспектив заключить мир путем переговоров он рекомендовал безотлагательно пойти на безоговорочную капитуляцию. Однако правительство не могло принять решение о безоговорочной капитуляции, так как ему приходилось считаться с настроениями вооруженных сил и всего народа, который перенес огромные лишения. Оно должно было, разумеется, принимать во внимание и все предшествующие данному моменту события. В любом случае, если Японии предстояло безоговорочно капитулировать, обращаться за посредничеством к СССР не было необходимости. Поэтому я 21-го поручил Сато дать русским понять, что цель нашего обращения состояла в том, чтобы попросить советское правительство о добрых услугах в интересах скорейшего прекращения войны, и что принц Коноэ, если бы он поехал в Москву, должен был провести переговоры об урегулировании советско-японских отношений и попутно передать конкретное предложение Японии об условиях мира.