О. Е. Фрейеров отмечает, что клиническая картина, выражающаяся в регрессе на более ранние онто- и даже филогенетические формы поведения, была обнаружена и патофизиологами, которые видели в ней проявление расторможения подкорковых областей при торможении отдельных участков коры. Фрейеров ссылается на выводы О. И. Нарбутович о том, что у кататоников наряду с торможением высших безусловных реакций наблюдается расторможение примитивных, рудиментарных рефлексов — хватательных, ползательных и сосательных. Но, как мы видим, во всех этих рассуждениях нет ответов на неизбежно возникающие здесь вопросы: что понимается под примитивными, рудиментарными рефлексами, почему растормаживаются они, а не какие-нибудь другие, каким образом происходит растормаживание, в чем смысл и значение подобных явлений, почему вообще все это возникает.
Нельзя не обратить внимание на высказанное О. Е. Фрейеровым соображение о том, что не всегда можно установить прямую корреляцию между тяжестью врожденного слабоумия (регресс личности он анализировал в рамках олигофрений) и глубиной ее регресса в реактивном состоянии. Иногда выраженная симптоматика регресса личности наблюдалась у относительно неглубоких олигофренов с психопатическими чертами характера. Однако чем большее место в клинической картине занимает расторможение низких влечений (обнаженное выявление главным образом пищевого и полового рефлексов), тем чаще речь идет о более глубоких степенях умственной недостаточности.
Из этих наблюдений можно сделать ряд важных выводов или, скорее, высказать некоторые гипотезы. Синдром «одичания» не наблюдается, понятно, среди здоровых и его наличие неизбежно приводит к констатации психического расстройства. Если большая частота расстройств низких влечений действительно соответствует более глубокой степени умственной недостаточности, то, по-видимому, болезнь, наступая, высвобождает место для архаичных проявлений. Иными словами, в каких-то пока неизвестных случаях эти проявления заполняют некий спонтанно образовавшийся вакуум, а наступление болезни, возможно, предполагает наступление более поздних форм психической жизни.
Принятый в психиатрии взгляд на описанный синдром «одичания» представляется недостаточно полным в том смысле, что он в основном фиксирует его нозологические особенности и мало объясняет происхождение анализируемого явления, не дает ответа на такие вопросы, как: почему при этом виде истерического психоза имеет место столь мощный и беспримерный откат назад; почему больные уподобляются именно животным и в чем глубинный субъективный смысл подобного поведения; почему больные издают звуки, напоминающие лай собаки или хрюканье свиньи, а не, скажем, гудки современного локомотива. Между тем в самом обозначении синдрома «одичания» явственно, пусть и частично, заложены ответы на поставленные вопросы, хотя авторы названия синдрома вряд ли отдавали себе в этом отчет. Ведь одичание, как и регресс личности, означает возврат далеко назад, к дикости, первозданности, к животному состоянию, даже не первобытному человеку, а именно животному. Поэтому лишь констатация того, что синдром «одичания» представляет собой истерический психоз, воспринимается неудачной попыткой упростить природу чрезвычайно сложного явления. Эмпирические материалы, собранные Ю. К. Чибисовым, явно богаче и весомее тех выводов, которые он сделал. Разумеется, моя гипотеза вовсе не претендует на отрицание нозологической принадлежности анализируемого расстройства психики.