Я выезжаю с заправки и останавливаюсь возле магазина. Всего несколько минут, и я нахожу как раз то, что нужно. Со своей покупкой я возвращаюсь в туалет на заправке. Если кассир и узнал меня, он ничем не выдал своего удивления. Заперев дверь, я достаю из сумки машинку для стрижки волос и принимаюсь за дело. Длинные русые пряди осыпаются на пол.
Я методично работаю машинкой, двигаясь по кругу. Ее жужжание переносит меня в маленькую ванную в нашем таунхаусе. Мне снова шесть лет, я сижу, скрестив ноги, с пеньюаром вокруг шеи, а мама бреет мне голову, то и дело напоминая о том, что мои волосы начнут выпадать клочьями, если не обрезать их под корень. Она обещает мне, что так я буду выглядеть лучше.
Впервые в жизни я сама приняла это решение. Я брею, брею, брею… Брею до тех пор, пока на голове не остается ни одного волоска. Теперь мои пряди лежат на полу таким плотным ковром, что я не вижу свои ступни. Пока, Алекс.
Я провожу руками по своей пушистой голове и широко улыбаюсь. Теперь, когда я снова начала есть, мое лицо понемногу округляется. Глаза уже не кажутся такими впалыми. Два ряда гнилых зубов поблескивают, скалясь на меня из зеркала. Я уже много месяцев не пытаюсь их прикрывать. Я сама не помню, почему так их стеснялась. Не такие уж они и ужасные. И пусть мои зубы кажутся хрупкими, на самом деле они достаточно крепкие. Я могу есть, держать язык за зубами и скрипеть ими от злости.
Большинство людей не любит долго злиться. Им кажется, что гнев поглощает и разрушает их, поэтому они отпускают его и забывают обиды. Но некоторые из нас ничего не забывают и никого не прощают. Мы каждый день точим свои топоры, они всегда наготове. Мольбы о пощаде для нас все равно что леденцы, хрустящие на зубах. Говорят, тяжело постоянно таскать с собой груз обид.
Хорошо, что мы такие сильные.