И в то же время каудильо уже известно, что с того момента, как Советы установили контроль над южной Францией и оседлали тамошние аэродромы, русские транспортные самолеты стали без всяких церемоний сбрасывать грузы красным испанским партизанам, еще уцелевшим кое-где в горных и предгорных районах. При этом, если франкистские истребители (ужасное старье) пытаются им мешать, «красноносые» (авиакорпус ОСНАЗ), из истребительного сопровождения транспортников беспощадно сбивают все испанские самолеты, которые найдут в воздухе. Объяснения тут одно – большевистский вождь Сталин не признает законность нынешнего испанского правительства, пришедшего к власти путем военного мятежа, и считает эту страну своей законной добычей.
И худшим свидетельством будущих перемен явилось то, что две недели назад Мадрид неожиданно покинул американский посол. Его превосходительство Карлтон Джозеф Хантли Хейс (по совместительству профессор Колумбийского университета) перед отъездом встретился с испанским диктатором и имел с ним недолгий, но довольно откровенный разговор.
– Дон Франсиско, я покидаю вас, – со всем возможным «профессорским» тактом заявил тогда американец, – и, наверное, мы больше никогда не увидимся. Здесь у вас я изучал тоталитарное националистическое общество, и еще раз убедился в том, что оно является феноменом рыночной экономики и буржуазной цивилизации и не может существовать за её пределами. Я бы еще немного поработал над некоторыми деталями своей теории, но, к сожалению, меня отзывают в Вашингтон, а значит, ваше время вышло даже раньше, чем время Гитлера… Помните, что я говорил вам по поводу нацистской Германии примерно год назад>[31]? То-то же, дон Франсиско. Как видите, Господь, к которому вы взываете чуть ли не через слово, имеет по поводу русских большевиков совершенно иные планы. Вы никак не хотите понять то, что прекрасно понял ваш папа Пий Двенадцатый, когда пошел на соглашение со Сталиным. Мир отныне поделен пополам, и эта половина – русская, а та, где Вашингтон – американская. Так что не просите, не молите и не кричите, когда вас будут убивать. У нас вас все равно никто не услышит.
– Но, позвольте! – вскричал Франсиско Франко, – ведь большевистский режим в России не менее, а быть может, даже более тоталитарен, чем наше Испанское государство…
– Вы что, дон Франсиско, и в самом деле ничего не понимаете? – удивленно приподнял бровь американский профессор. – Когда немцы подошли к Москве, Сталин сформировал целую армию из добровольцев, раздав народу винтовки, и эти вооруженные люди защитили созданное им государство от уничтожения. Если винтовки народу, а не только своим сторонникам, раздадите вы, то это оружие будет стрелять в кого попало, но только не во врагов вашего испанского государства. Тоталитарное государство – такое как у вас – держится на диктате вооруженного меньшинства над безоружным большинством, а у большевиков в России вооруженные представители большинства объясняют меньшинству, куда ему идти. Нам, американцам, людям весьма свободолюбивым и гордым, опора господина Сталина на широкие народные массы значительно ближе, чем ваш диктаторский режим. Государства вроде вашего мы, американцы, используем, когда они нам нужны, и беспощадно выкидываем, когда надобность в них отпадает. Никто и никогда не подумает брать вас в равные или даже младшие партнеры.