– Не беспокойтесь товарищ Антонова, – махнул рукой Сталин, – товарищ Ибаррури – это только декорация. Настоящим нашим генерал-губернатором в Испании будет товарищ Рокоссовский, в руки которому мы дадим большое ведро холодной воды. Пусть остужает горячие головы. Чему вы улыбаетесь, товарищ Антонова?
– Я подумала, что с точки зрения испанских монархистов вам как раз подходит титул «христианнейший король», – ответила та, – ибо еще ни один правитель, начиная со времен императора Константина Великого, не объединял под своим скипетром весь христианский мир или хотя бы большую его часть…
– Вы это серьезно, товарищ Антонова? – спросил вождь, незло нахмурившись, – или шутите так на свой манер? Так вот, я шюток не люблю, а таких особенно.
– Да нет, товарищ Сталин, – покачала головой Антонова, – какие шутки. Только вот для «героев» их гражданской войны с белой стороны в плане сохранения лояльности это будет весьма немаловажный фактор. Эти люди привыкли персонифицировать свое государство в определенном человеке, и вы наилучшим образом подходите для такой персонификации… Кажется, там у нас это называлось культом личности.
– Не надо так хвалить товарища Сталина, – в третьем лице сказал о себе вождь, – товарищ Сталин на своем посту делает все что может. И кое-что у него все-таки получается. Жить у нас становится лучше, жить становится веселее…
13 августа 1943 года. Вечер. Германия, Гейдельберг (3-й Украинский фронт).
бывший штабс-капитан ВСЮР, а ныне майор РККА Петр Петрович Одинцов.
Мы стоим во втором эшелоне левофланговой ударной группировки 3-го Украинского фронта вместе с мехкорпусом особого назначения генерала Лизюкова. Силища страшная. Наверное, в ту германскую войну одного этого корпуса со средствами усиления за глаза хватило бы на всю кайзеровскую армию на восточном фронте, с австрияками вместе. Столько танков и артиллерии в одном месте я не видел ни за три года ТОЙ войны, ни за год этой. С мехкорпусами особого назначения пути нашей бригады раньше как-то не пересекались, а вот теперь, когда от Германии остался кусок шагреневой кожи, в тылах у Красной Армии стало невероятно тесно. Ведь, помимо нас и частей господина Лизюкова, тут же расположены еще несколько тяжелых штурмовых бригад, в том числе и вооруженных штурмовыми артсамоходами чудовищного вида, настоящими сухопутными броненосцами. Шестидюймовая самоходная гаубица, одетая в тяжелую непробиваемую броню – весомый аргумент при прорыве вражеской обороны.
От всей этой концентрации большевистского могущества у наших господ офицеров идет голова кругом. Все мы, особенно старшее поколение, видим разительное отличие Красной Империи от времен «до без царя». Тогда Россия мотора для авто себе сама поделать не могла и закупала все необходимое во Франции и Германии, а сейчас подавляющее большинство боевых машин сделано на русских заводах. Господин Сталин тратил содранные с мужика деньги не на постройку дворцов или устройство грандиозных увеселительных балов, а на покупку целых заводов, которые американцы, бедствующие во время своей депрессии, строили большевикам прямо в чистом поле и сдавали «под ключ». А потом вокруг заводов вырастали города. А я еще удивлялся, почему ни Александр Васильевич, ни новый комиссар со стандартной русской фамилией Иванов (тоже из той же команды) никогда всерьез не агитировали нас за советскую власть, а когда мы задавали по этому поводу вопросы, отвечали, что, мол, сами все увидите. И вот мы увидели – и разгорелись споры, и были они столь горячими, что их участники только за грудки друг друга не хватали.