Кроме того, они и вправду давно не виделись. Последний раз Василий приезжал с фронта после битвы под Брянском, а потом было недосуг, и сыну и отцу. Советскому вождю было интересно, какое впечатление произведет на него Василий теперь, и ждал момента встречи даже с некоторым волнением.
Что ж – в дверях стоял красивый, бравый военный, чем-то неуловимо похожий на своего отца в молодости. Кажется, изменилось выражение его глаз… В нем была зрелость и твердость человека, познавшего жизнь и прочно занявшего в ней свое место.
– Здравствуй, отец, – сказал Василий, на мгновение как бы в нерешительности остановившись на пороге, – вот я и приехал…
Возникла некоторая неловкость: оба теперь воспринимали друг друга иначе, не так как прежде. Сталин подошел к Василию поближе и скупо улыбнулся – морщинки разбежались от уголков его глаз.
– Ну, здравствуй, сын… – ответил он, с удовольствием и затаенной гордостью оглядывая молодого человека и отмечая ко всему прочему, тот явно возмужал и даже вроде бы стал выше ростом. – Я действительно рад тебя видеть.
– Как ты, отец? – спросил Василий, проходя в кабинет.
– Впервые за долгое время у меня все хорошо в семье, – ответил Сталин. – Ни про тебя, ни про Светлану уже давно не говорят ничего плохого, так что я могу спокойно заниматься государственными делами, не оглядываясь при этом на своих детей. Конечно, остается страх, что однажды тебя собьют, но я понимаю, что точно такой же страх за своих детей испытывают миллионы родителей по всему Советскому Союзу…
Наступила пауза. Сталин прошелся туда-сюда по кабинету, словно собираясь с мыслями.
– Отец! Я знаю, что ты беспокоишься о Якове, – сказал Василий, проявив удивительную проницательность (впрочем, эту способность он тоже унаследовал от отца). – Он с самого начала попал в эти жернова, и мне очень жаль, что так получилось. Думаю, что если бы я сейчас>[16] узнал его получше, мы бы смогли подружиться.
– Да, – эхом отозвался Сталин, отведя взгляд куда-то в сторону, – думаю, сейчас вы бы смогли подружиться. А то, что было между нами раньше – это все наша горячая кавказская кровь. Я грузин, и он грузин. Я был тогда занят своей страной, которую нужно было поднимать из руин, а он, двадцатилетний мальчишка, потерял голову из-за какой-то юбки! – Голос Вождя стал громче. – Стреляться он вздумал, мальчишка! Ну застрелился бы он – и что, чем бы это помогло его жене?
– Глупо это как-то все вышло, – вздохнул Василий, – а еще глупее то, что он попал в плен.
– Яков не сам попал в плен, – ровным тоном сказал Сталин. – Лаврентию удалось выяснить, что он был похищен своими так называемыми сослуживцами и передан представителям германского командования – как говорится, за бочку варенья и корзину печенья. Что с ним сейчас, я не знаю, но недавно мне через Швейцарию передали предложение Гитлера поменять Якова на его любимца Гейдриха. Наверное, хочет слиться с ним в священном экстазе, перед тем как мы окончательно закопаем его Третий Рейх.