Роман, в котором на триста двенадцатой странице главного героя по ошибке казнили в хмуром месяце брюмере четвертого года Республики, а на последней, триста девятнадцатой, его возлюбленная утопилась с горя, сильно взволновал Наташу. Но вместе с тем как-то странно не расстроил – такая любовь могла (должна была!) кончиться только трагически: уж слишком было красиво. Конечно, Наташа жалела и его, и ее, но погибли они как раз вовремя, на свое счастье не успев узнать, что являются братом и сестрой (что коварно и злорадствуя собирались им сообщить) – факт, шокировавший Наташу на 197-й странице. Итак, обуреваемая противоречивыми чувствами после чтения, Наташа с сердцем, в котором бушевали стихии ревущих сороковых, вошла в свою комнатку и кораблекрушенцем в шлюпку бросилась прямо к единственному своему, никогда ее не укорявшему за что-либо, утешителю. Тонкие, словно прозрачные пальцы девочки коснулись клавишей, и фортепиано отозвалось звуками вальса из фильма «Мой ласковый и нежный зверь».
Немножко успокоившись, Наташа поиграла пару-другую страниц из нотных тетрадок, выпрошенных у подруги с пятого этажа – Насти, что старше её. Потом сыграла еще, уже чисто свое, но напоминавшее нечто когда-то услышанное. Вдохновение спровоцировало девушку на эксперимент, который по робкому ее замыслу зазвучал бы по-французски, и был бы в нем глухой стук гильотины и прерванные сильным всплеском рыдания…
– Наташа! – голос матери донес сквозь проницаемость панельной стены недовольство. – Ну хватит! Мешаешь нам с отцом фильм смотреть!
Девочка почти сразу же перестала играть, но назло потыкала еще пальцем по клавишам – на большее в присутствии отчима она не решилась. Конечно, композируют же музыку и в уме, но трусливым зайцем юркнуло прочь вдохновение, а от окрика ослабели руки, как птичьи крылья от ружейного выстрела. Так и сидела она, не зажигая света, в тоскливых объятиях проснувшейся скуки, раздумывая, не проведать ли Настю. Да ведь только как успеешь продолжать прясти ниточку рождавшейся мелодии в чужом присутствии? Да и Настя-то…
– Клянусь Тремя Солнцами, – влетел в раскрытую дверь балкона тихий мальчишеский голос, – последние несколько тактов были очень даже ничего. Тебя совершенно несправедливо прервали.
Наташа резко повернула голову, рискуя вывихнуть тонкую шею. Длинные золотые волосы панически рассыпались в глубоких сумерках. Мальчишки редко обращали на нее внимание, если сдуру не посчитать за такое бесцеремонные толчки в очереди в школьном буфете, небрежно оброненное «А, извини», дерганья за косичку да шепота «Дай списать!» на контрольных по русскому языку. Да и то, что в последнее время Наташа ненароком ловила задумчиво-оценивающие взгляды старшеклассников, несказанно ее то ли смущавшие, то ли радовавшие (но чаще всего это ее просто пугало).