– Ой, Наташка, мальчик этот прямо как из иностранного журнала! Где подцепила, поделись? У тебя с ним серьезно? – спросила она с надеждой. За ее спиной промелькнула, затмив звезды, невиданная крылатая тень и исчезла в сторону Наташиного с Настей дома.
– Вполне.
– Ну ты даешь, подруга… Хоть бы не повстречали твоего красавчика наши местные…
– Вряд ли.
Настя с удивлением не заметила и капли беспокойства на мечтательном лице соседки с третьего этажа. Но все-таки было темно. Сама-то Настя тряслась бы, переживая за хахаля из враждебного квартала. Однако вспомнив другое, она воскликнула:
– Ой, Наташка, а платье тебе кто пошил, неужто сама? Ой, Наташка, сделай и мне! Материю какую достать?
– Ну… Никита подарил. Но пошить такое же наверно смогу.
– Ого, – только и сказала Настя. После короткого молчания снова поразилась: – И с каких пор ты танцуешь как балерина? Он научил, ага?
Наташа улыбнулась. Ну как ей все поведать? Поверит ли Настя, что на ней платье из царства, в обычном пространстве отдалённого более чем на миллиард милиардов световых лет, что мальчик-дракон может дыханьем растопить айсберг и смотрит на нее преданно и с такой огромной нежностью, что Наташа не боится даже умереть за него. И что бросает он к ногам ее, как цветы, чудеса многих вселенных… а танцевать выучились оба на дансингах калифорнийских дискотек и в джаз-клубах Марселя.
– Это секрет, – ответила она.
Настя вытаращила глаза. Потом со сдержанной обидой сказала:
– Ладно, Наташка, секретничай. Но в гости приходите, а? Ой что покажу, Вацек прислал, не поверишь! Такой шикарный журнал мод ты еще не видела, Наташка. Придете? Когда?
– Придём, – великодушно сказала Наташа. – Как-нибудь да соберемся…
* * *
Следующий день был воскресным, и с утра Наташа делала выкройки из газеты «Правда» под болтовню подруги. Но в понедельник, пойдя в школу, она вдруг оказалась окружена смущающим вниманием со стороны решительно всех, кто был старше четырнадцати. Это заставило Наташу почувствовать себя неосторожно выскочившим из укрытия раком-отшельником. К счастью, Настина опека спасала от назойливости учащихся, но не в силах была остановить озадаченные, с искорками враждебности взгляды педагогов. Только молодая химичка, биолог да учительница музыки – как жаль, что с ней Наташа не встречалась, кроме как в коридоре! – в этот раз не только приветливо кивнули на ее «здравствуйте», но даже и тепло улыбнулись бледной девочке с нервным румянцем на щеках. Преподавательница русского языка и литературы в те дни хворала, остальные же учителя словно видели Наташу впервые. И это зрелище им не слишком нравилось. Они не одобряли того, что троечница и лентяйка щеголяет в прямо-таки сказочном платье и сводит с ума старшие классы упадочными танцульками вместе с каким-то спортивного типа стилягой, может быть, даже уже не школьником или еще хуже – питомцем швейного, либо железнодорожного ПТУ. Непрошеное внимание извергалось на Наташу тропическим ливнем. Когда-то она мечтала, чтобы ее замечали. И вот – извольте! Так или иначе, Наташа чувствовала себя почти физически дурно. Поэтому-то и не сразу заметила, как на последнем уроке кто-то кинул ей на тетрадь сложенную в тугой комок записку. Очнувшись, она развернула ее. Соседка по парте любопытно вытянула шею, на что Наташа, не задумываясь, убрала мятый листок на колени под изрисованную чернилами деревянную плоскость. Принялась читать и мгновенно вспыхнула, как мак. Даже шее стало горячо. В записке стояло: