Через километр транспортное средство прохрипело и остановилось.
– Техника паршивая! – вздохнул Святой солдат, и в его голосе ощущалась незнакомая даже ему самому злость.
Его вездеход нуждался в серьезном ремонте, чтобы ехать дальше. А он не имел ни времени, ни помощников. Он был лишь простым солдатом, посланным на рекогносцировку, хотя и из отряда белых пехотинцев, которые боготворили своего харизматического командира Эрнандо, как Господа. Другой проблемой было то, что провиант мог скоро закончиться, и тогда наверняка ему пришлось бы резать куски от себя и класть их в микроволновку. Шутки в сторону, но и это не было выходом из положения…
Он спрыгнул вниз и начал осматривать свою тачку, бросившую якорь на это высохшее дно, будто громоздкую скульптуру художника-авангардиста, сделанную из металлолома. Статуя Бога войны из утиля. Запущенная и разваливающаяся машина в форме рака-отшельника в полной гармонии с местностью, где она оказалась.
На спине и по бокам металлического ракообразного возвышалось целое селение из бараков, бункеры с амбразурами, прожекторы, ниши с легкой артиллерией и пулеметными гнездами, расположенными на защищенных колючей проволокой двух боковых улицах. В таком виде оно было больше похоже на самоходный концлагерь, чем на организованный в спешке спасательный пункт, в котором нашли свое последнее убежище двадцать обреченных малышей.
Сколько их было в самом деле? В начале он был настолько занят сохранением их жизни, что заставил ребятишек самих себя подсчитать, и тогда черноглазый Тонака нарисовал на своей пиктографической брошюре красный флажок, соответствующий цифре 20. А для преследователей, которых все еще было видно позади, он нацарапал рисунок горящего куста куи, что означало «четыреста». Этот символ переводился еще и как «столько же, сколько волос на голове». Еще больше запутывало то, что имена людей народа мешика являлись сочетанием порядкового числительного и названия какой-либо обиходной вещи.
Они покинули столицу, названную Городом Теноча, на второй день месяца, названного «ветром», в последний час ночи, принадлежавший Богу дождя Тлалоку, а сейчас уже близился полдень шестого дня – «голова смерти».
Святой солдат присел на рельефную шину. С каких пор он не спал? Кажется, глаз не сомкнул с тех пор, как покинул престольный город. Точно. Вот и пилюли, мешавшие ему заснуть, кончились. О боеприпасах не стоило и говорить. В завершение всего временами его терзал кашель.
«Господи, – подумал устало он, – я больше ничего не мог сделать! Чудо, которое я сотворил для чад твоих, закончилось, Господи!»