Остался и поднял глаза на место, которое когда-то являлось моим домом. Трехметровая каменная стена опоясывала весь холм. Над ней возвышались шпили с вечно горящими днем и ночью на вершинах кострами. Верхушки мраморных зданий со стеклянными куполами отражали небо, солнечный свет и плещущееся пламя на шпилях – весь Царевец словно горел.
Шагнув на плитки тротуара, я едва не столкнулся с внезапно возникшей чуть ли не из пустоты фигурой человека в плаще и с надвинутым на лицо капюшоном. Однако голос из-под ткани прозвучал ясно и чисто. Рука сжимала длинный посох, обвязанный тряпьем.
– Ты отметил путь, как было поручено?
– Да, пресветлый.
– Только эти двое тебя вели или были еще стражи?
– Сегодня – нет. Я редко застаю драконов в ее покоях. Но она может говорить им издалека мыслью своей. Может позвать их, и они слетятся за миг.
– Я не драконов боюсь, а витяков опасаюсь.
– Драконы тоже видят нас. Столь же отчетливо, как и мы их…
– Пусть. Я истребил сотни их.
– Знаю, Змееборец.
– Следуй за мной.
Днем город сонен и пуст. По улицам, гудя, по-муравьиному ползли машины-дворники. Мыли и драили тротуар, оставляя за собой легкий запах розовой воды. Порожние прогулочные мини-поезда шастали бесцельно туда-сюда. Проходя мимо ярких колонн драконьих посадочных платформ, я поднимал голову. Обычно крылатые работали далеко вне города, и редко можно было заметить кого-либо посреди бела дня. Мне удалось увидеть парочку – один змей с нежно-синими крыльями сидел на краю самой высокой над Трапезицей площадки, а другой, искряще-зеленый великан, кружил над собратом и что-то ему рассказывал.
Мой спутник направился к Самоводской. Тротуар двигался медленно, я успевал вдоволь заглядывать в окна мастерских. Прямо по направлению движения, всего в нескольких шагах, красовалось радующее глаз резное панно. Настоящий орех. Изображение напоминало женскую голову. Волосы сплетались с лозой с налитыми гроздьями винограда. Глаза – тонко выделанные птичьи гнезда, распростертые крылья над ними – брови. С одной скулы к подбородку стекал водопад, в заводи плавали две лодки – губы. Другая щека походила на звездное небо, но вместо звезд густели миниатюрные модели атома. Словно кто-то сумел придать образ первичному хаосу. В нижнем правом углу угадывались буковки: «Я та, которая рожает»…
Легкий толчок в плечо, и мой проводник юркнул вглубь соседней мастерской. Я последовал за ним. Мне приходится часто проходить мимо мастерских, и я знаком со всеми художниками здесь, хотя и никто из них не может меня видеть. Поэтому я тут же заметил перемену в этой мастерской. Исчезли изящные изделия из бронзы и меди, не было и орнаментных чеканок по стенам. Везде – чисто и бело, заполнено светом. Не сразу я осознал, что свет не идет из окон, а струится от кузнеца. Очень молодого, прямо-таки юного, с детским мягким лицом. Перед ним, на рабочем столе из стали, лежал открытый сундучок с инструментами.