Я узнал юношу, когда он согнулся до пояса, кланяясь моему спутнику, и лишь затем несмело обратил взор на меня. Георгий Софийский, новый святой. Золотых дел мастер.
– Добро пожаловать в престольный град, брат мой.
Неясно, почему он воспринял мое приветствие как упрек и бросил вороватый взгляд на своего великого тезку:
– Он меня позвал…
Змееборец с капюшоном же сдирал тряпье с посоха. Это был не посох. Золотое копье пресветлого Георгия. Погнутое, покореженное, с обломанным наконечником. Пережившее слишком много сражений.
– Ни один земной ювелир не может его починить, – медленно изрек наконец владелец оружия. – Но ты, юный брат наш, перекуешь его на меч!
Юноша покорно кивнул.
– А я… зачем здесь? – спросил я.
Зловеще пустой проем под капюшоном резко повернулся ко мне:
– Разве получится копье расплавить да крепкий меч справить из золота без молитвы праведной? Ты сейчас тот же кузнец и вплетешь истинное слово в мой меч. Молись, Евтим!
…Я вершу молитву. Молюсь. Не помню уже, который день. Я как бы вне времени. Сам. Ученики похватали булат и вышли на стены крепости – драться. Я молюсь и за них. В книгарне остались неоконченные рукописи. Белые, пустые страницы, гротескные и печальные. Не облитые чернилами, они похожи на сухую не оплодотворенную дождем ниву. Мои ученики выбрали облить своей кровью стены Тырнова-города. Праведен ли этот их выбор? Не знаю. Кровь или слово – что дает больше плодов?.. Я вершу молитву. Чаще всего молюсь в лазарете. На топчанах или прямо на голом полу лежат изувеченные люди. Я шепчу каждому из них молитву и даю благословление. А они проклинают. Если при себе, если в сознании – плачут, воют и проклинают страшно и некрасиво. Редко кто протягивает руку или обрубок таковой и лихорадочными устами касается рясы. И тогда уже я тот, кто плачет.
Брожу по Царевецу. Люди попрятались по домам, наглухо закрыли двери и ставни на окнах – будто это ветром несет зло, будто пепел. Я шагаю по улицам и слушаю далекий визг и рокот сражений. Моя молитва составлена из одного лишь слова, я повторяю его на каждом шагу: «Господи, господи, господи»…
Вечером все стихает. Тогда я молюсь в своих покоях. Молюсь горестно, часы напролет. Иногда со стороны вражьего стана под крепостью доносятся протяжные песни имамов. И они молятся. И я спрашиваю себя: их или меня слышит Бог?
Когда я добрался до окраины города, где жил, ночь уже наступила давно и увеселения хлестали через край. На моей улице разыгрывали ритуал «венчание змея». Десяток нарядных, в цветах, девушек хлопали в ладоши и пели. Среди них гордо красовалась в роскошном алом платье и окутанная красными шелками счастливая «невеста». Над ними реял огромный, густо-багровый дракон, выписывая фигуры свадебного танца, в ожидании момента, когда должен был «украсть» нареченную. Толпа вокруг смеялась и тост за тостом лила вино – в горло, на одежду, на соседей, на землю…