Я посмотрел по сторонам и заметил юнца лет пятнадцати, притаившегося за деревом.
— В чем дело? — выдохнула Алиса. — В чем дело? — повторила она.
Я вскочил, и он исчез в темноте.
— Ты видела?
— Нет, — ответила она, разглаживая юбку нервными движениями. — Я никого не заметила.
— Он стоял вот здесь. Подсматривал. Совсем близко.
— Чарли, куда ты?
— Он не мог убежать далеко.
— Успокойся, Чарли. Это ничего не значит.
Для нее, может, и не значит…
Спотыкаясь о чьи-то ноги, я бросился в темноту, но, конечно, никого не нашел.
Чем больше я думал о нем, тем сильнее становилось тошнотворное ощущение, за которым обычно следует обморок. Я постарался взять себя в руки и вернулся к Алисе.
— Догнал?
— Нет, но он был здесь. Я видел его!
Она как-то странно посмотрела на меня:
— Тебе плохо?
— Какое-то жужжание в голове… Скоро пройдет.
— Пойдем отсюда.
Пока мы добирались до ее дома, у меня не выходил из головы этот парень и то, что на секунду я увидел нас его глазами.
— Хочешь зайти ко мне? Я сварю кофе.
Конечно, я хотел, но что-то удержало меня.
— Лучше не надо. Мне нужно еще кое над чем поработать.
— Чарли, неужели я сказала или сделала что-нибудь не так?
— Не в этом дело. Тот парень… Он совсем выбил меня из колеи.
Алиса стояла вплотную ко мне и ждала поцелуя. Я обнял ее, но тут же все началось снова. Если я не убегу сию же минуту, то хлопнусь в обморок прямо на ступеньках.
— Чарли, ты совсем больной.
— Ты видела его, Алиса? Только не обманывай меня.
Она покачала головой.
— Нет. Было слишком темно. Но я уверена…
— Мне пора идти. Я позвоню тебе. — И не дав ей прийти в себя, я выскочил из подъезда.
Я почти уверен, что все случившееся было не чем иным, как галлюцинацией. Доктор Штраус полагает, что эмоционально я еще не вышел из того возраста, когда близость к женщине или мысли о сексе вызывают не только волнение и панику, но даже галлюцинации. Необычайно быстрое умственное развитие обмануло меня, заставило поверить, что я могу жить нормальной эмоциональной жизнью. Нельзя не признать, что последние события достаточно ясно показали мою неподготовленность к полноценному общению с женщиной типа Алисы Кинниан.
20 мая
Меня выгнали из пекарни. Понимаю, что глупо цепляться за прошлое, но что-то родное было в ее стенах из белого кирпича, обожженных жаром печей… Она была мне домом.
За что они так ненавидят меня?
Мне не в чем винить Доннера. Он должен думать о своем предприятии, о других рабочих. И все же… Он был мне больше чем отцом.
Он вызвал меня к себе в кабинет, усадил в единственное кресло, стоявшее рядом с его древним столом, и, глядя в сторону, сказал: