И всё же рассмотрение споров — не самая худшая вещь на свете. Это позволяло мне не киснуть весь день в своей комнате. Вместо своих проблем я могла сосредоточиться на проблемах людей. Честно говоря, почти в любой день я была рада, когда что-то отвлекало мой разум от Салема. И если для этого приходилось выслушивать специфику построения каменных стен, значит, так тому и быть.
Оссиан стиснул свою переносицу.
— Есть ли причина, по которой ты пять раз подряд прослушала Always on My Mind?
— Нет, — огрызнулась я. Я и не догадывалась, что он заметил.
Днём и вечером, возвращаясь в свою комнату, я варилась в своих мыслях о Салеме. И да, это включало в себя прослушивание Always on My Mind раз за разом.
Я резко вскочила и схватила свой синий обруч с кровати. Я опустила его на бёдра и начала раскачивать ими под музыку.
— Я слушаю эту песню раз за разом, потому что она лучше всего подходит для кручения обруча.
Это ложь. Пожалуй, из всех песен Элвиса для кручения обруча лучше всего подходила That’s All Right. Она задавала хороший ритм движениям.
Но я не хотела признаваться, что каждую ночь тоскую по Салему, потому что это выглядело просто жалко. Он не вернётся, и никому не нужно знать, как мне грустно.
Я покачивала бёдрами вперёд и назад, слушая успокаивающий тихий свист, с которым вращался обруч.
— Лир даёт мне инструкции по королевскому поведению, — сказала я, пытаясь сменить тему. — Естественно, никакого кручения обруча, так что этим я занимаюсь в уединении. Мне нужно скорректировать свой акцент и вновь говорить, как подобает аристократке. И я учусь пользоваться надлежащими столовыми приборами в соответствии с иссианскими обычаями. Вы знали, что существует специальная ложечка для козьего сыра?
— Звучит изумительно, — сухо отозвалась Джина.
Оссиан скрестил руки на груди.
— А ты слышала что-нибудь от Салема?
Я позволила обручу со стуком упасть на пол.
— Нет, Оссиан. Я ничего не слышала от Салема, Бога Сумерек. Как я вообще должна что-то узнать от него? Он на небе. У него нет тела. Он чистый свет, или типа того, — я словно оправдывалась и налила себе бокал вина, пытаясь успокоиться.
— Ну, его мама же появилась, помнишь?
— Да, помню.
Оссиан нахмурился.
— Я не вижу причин, почему он не может сделать так же.
Я потягивала своё вино.
— Наверное, потому что ему и не хочется видеться со мной, Оссиан, — и снова этот обороняющийся, агрессивный тон. Слова его матери до сих пор прокатывались в моей голове. «Он считает тебя грязным, тупым животным. Ты правда думала, что он останется ради тебя? Ты недостаточно хороша».