Она сидела в дремотном полумраке пустой квартиры, в одиночестве, и радовалась этому одиночеству, радовалась, что никто не видит её женского, её человеческого горя, её материнских слёз. Ася понимала, что не способна к анализу, ни к логичному криминалистическому, ни к душевному фрейдистскому. У неё не было совершенно никаких идей, почему всё именно так, а не иначе. Она не могла объяснить самой себе это нелепое решение Платона. Она способна лишь чувствовать. В театре, на людях она избавляла себя от проявления эмоций, но дома, когда никто не видит, имела полное право чувствовать именно то, что чувствует.
Рассеянным взглядом своих заплаканных, распухших глаз Ася равнодушно обвела накопившийся в квартире беспорядок и закурила ещё одну сигарету. Она сделала несколько коротких нервных затяжек, ощутила острую отвратительную тошноту, быстро раздавила сигарету в пепельнице, а потом свернулась на диване калачиком, закрывая глаза и молясь в душе, чтобы больше никогда, никогда, никогда не наступал следующий день, трудный день, ненужный день, в котором непонятно, как и зачем жить…
Утро вновь выдалось довольно прохладным, на улице стоял густой чернильный туман, сквозь который с трудом проглядывала стена старинного каменного дома, где располагался театр с его тайными драмами, вечными трагедиями на сцене и вне её, с его бессонными, немыми окнами, освещёнными дрожащим светом. На розовеющем рассветном небе медленно, живя своей неведомой жизнью, разбредались, угасали, увядали утренние тусклые звёзды.
Улица безмолвствовала, лишь редкие машины подсвечивали туман своими немногочисленными яркими огнями. Служители муз, туго завёрнутые в зимнюю тёплую одежду, подняв воротники и наблюдая, как дождевые настырные капли сливаются с асфальтом стального цвета, то и дело хлопали тяжёлой входной театральной дверью.
«Какое досадное, чудовищно нелепое стечение обстоятельств, какая жалкая насмешка судьбы, — разочарованно думали театральные красавицы, прилаживая пуанты и не без удовольствия любуясь собственными ногами, — наследник громадного состояния, завидный жених да ещё художественный руководитель балетной труппы играет в другой лиге и совершенно не интересуется женщинами. Как обидно, как обидно, просто нет слов».
— Все на исходную, красавицы, малюточки мои! — энергично гремел сильный, гранитный голос Сони Романовской, которая сегодня была явно в ударе, — Пора трудиться, крошки Одетты и Одилии! Собираем в кулак весь свой внутренний ресурс! Ещё десять тысяч ведер липкого солёного пота, и вы, избранницы фортуны, ещё десяток-другой голодных обмороков, и вы поставите свою замысловатую претенциозную подпись на поистине магической, мистической, вожделенной бумажке под названием «Ла Скала Контракт».