И еще, пожалуйста, милая моя жена, поверь, что Бог существует! И все твои муки и страдания Бог видит и знает, а когда ты поднимешься в эту небесную страну, он даст в награду тебе великие дары своего благоволения и благословления. Нет никакого сомнения, что я, ты и наши дети снова встретимся и будем жить все вместе. И я счастлив, что перед смертью узнал этот непреложный факт. И ты тоже не шибко печалься и грусти! В это Рождество в качестве подарка я хочу, чтобы ты тоже осознала эту великую истину…»
Не дочитав до конца письмо, Джоне бросилась в комнату детей, включила свет и спросила, чуть ли не крича:
— Кто принес это письмо?
Старшая дочка, высунув из-под одеяла лицо со следами высохших слез, ответила:
— Я. Папа, когда был в больнице, попросил меня передать это тебе на Рождество.
— Не плачь! Папа и сейчас здесь вместе с нами. И все слышит, что мы говорим.
Джоне возвела глаза к потолку. И впервые, испытывая чувство неподдельного счастья, она взглянула на мужа глазами, полными слез, и с улыбкой на лице.
Дин-дон.
Дребезжание дверного звонка нарушило тишину, и его отзвуки, словно круги на воде от брошенного камня, разошлись по квартире, проникнув во все углы. Прозвучав один раз, звонок замолчал, и все вокруг вновь поглотила тишина.
Кто бы это мог быть в такое время? Уже перевалило далеко за полночь — часы указывали двенадцать пятьдесят пять. Жена с детьми уже давно спали в дальней комнате, а он, сидя в гостиной на диване, пролистывал ежемесячный журнал с обзором последних событий. Среди ночи и телефонный-то звонок звучал бы жутковато, а тут в час ночи кто-то звонит в дверь с явной просьбой открыть ее… Его нервы напряглись до предела в нехорошем предчувствии, по спине забегали мурашки. Вдруг представилось, что избитый до полусмерти человек из последних сил дополз до порога его дома и, нажав кнопку звонка, замер на земле.
— Кто там? — приблизившись к двери, спросил он приглушенно, но достаточно громко, чтобы тот, кто снаружи, мог расслышать его.
— Это я… — едва слышно, словно из шины выпустили воздух, отозвался из-за двери охрипший женский голос.
— Кто — вы? — спросил он чуть громче, чтобы понять, кто это.
— Это я, мать Гису. Из дома Ли Сонджина, что напротив.
— A-а… Подождите, пожалуйста…
— Я извиняюсь… Увидела, что у вас горит свет…
— Да-да, ничего… минутку.
Было как-то неудобно выйти к женщине в пижаме. Более того, мать Гису — гостья жены, и ему следовало ту разбудить, чтобы она разобралась, в чем дело. Коли человек пришел в столь поздний час с осипшим донельзя голосом, ясно, что случилась какая-то беда. Мне доводилось слышать, что в этой семье супружеские ссоры были довольно частым явлением. Отец семейства, Ли Сонджин, занимал должность директора в акционерном обществе, связанном с текстильной промышленностью. С мужской точки зрения он выглядел достаточно представительным и в то же самое время скромным и непритязательным человеком. Однако в глазах жены это был человек с тяжелым характером, слишком увлекающийся азартными играми и отличающийся обостренным чувством ревности.