Наконец, выбрав удобный брод, он переправился на тот берег и, стоило ему проехать всего лишь дневной переход, как ему преградил путь заслон эфиопской армии, командир которого в звании баши допросил Хакима, кто он такой и не является ли шпионом Салеха. Хаким предъявил командиру отряда свою «графскую грамоту» с печатью Менелика и сказал, что следует в город, чтобы присоединиться к расу Мэконныну, своему суверену. На это баши ответил, что вассал опоздал, позавчера Харар пал и сейчас его грабят и жгут кочевники Салеха. Дворец Мэконнына сгорел, так как стены его были саманными,[91] а облицовка – из сырцового кирпича (вот подкузьмил индус-архитектор, сделал дом князю из дерьма и палок). Говорят, что там сгорел и сам рас с семьей, так утверждают те, кому удалось выбраться из города. Хаким сказал, что все равно поедет, мол, долг ему велит все увидеть самому и убедиться, что помощь суверену не требуется. Баши не стал возражать, только предупредил, что с такими как Хаким, кочевники не церемонятся – сразу отрубают голову.
Еще через сутки Хаким достиг стен города, проломленных в нескольких местах и закопченных. Над стенами ветер разносил вокруг неприятный запах гари и горелой плоти. Салех решил не прятаться, а выдать себя за нукера[92] кровного брата Салеха, князя Искендера. Так он и въехал через ворота, не спеша и гордо держа руку на эфесе шашки. Когда на первом перекрестке его окликнул, как показалось Хакиму, не очень вежливо, какой-то воин, обгладывавший баранью ногу, Хаким наехал на него лошадью и по-арабски сказал, что тот сын шакала и свиньи, недостойный даже касаться сапога посланца к эмиру Салеху от его кровного брата. Ашкер потянулся было за винтовкой, стоящей в шаге от него, прислоненной к стене дома, но Хаким опередил обжору и, приставив клинок шашки к горлу кочевника, велел звать старшего.
Через некоторое время на крик ашкера прибежал десяток кочевников самого разномастного и бандитского вида. Они было попытались спешить Хакима, но он, ловко орудуя двумя клинками, выбил у них из рук пики и сабли. При этом он кричал, что эмир страшно накажет ослушников, пытавшихся задержать посла его кровного брата, причем повторял это на трех языках. Угрозы поимели действие и атаману разбойников была предъявлена бумага с моим гербом и печатью, содержащая текст на русском и французском языках с просьбой оказывать содействие в выполнении поручения подателю сей бумаги. Атаман повертел бумагу так и эдак (видимо, ничего не понял) и сказал, что надо ехать к кази,[93] как он рассудит – так и будет. Поехали к кази, Хаким держался уверенно, подгонял кочевников, ругая их, что, мол, медленно идут, а у него срочное послание к эмиру. Постепенно он увеличил аллюр с шага до мелкой рыси и к кази разбойники прибежали, держась за стремя коня Хакима.